Клуб ЛИИМ Корнея Композиторова. Вестибюль ВЕРСИЯ ДЛЯ МОБИЛЬНЫХ ЛИИМиздат. Клуб ЛИИМ

 

Клуб ЛИИМ
Корнея
Композиторова

ПОИСК В КЛУБЕ

ЛИТ-салон

АРТ-салон

МУЗ-салон

ОТЗЫВЫ

КОНТАКТЫ

 

 

 
 

Главная

Скоро в ЛИИМиздате

Договор издания

Поиск в ЛИИМиздате

Лит-сайты

       
 

   ‹2›   ‹3›   »16

Филиппов Андрей Николаевич

Пути-дороги забайкальского казака (Глава вторая — В батраках)

Весной 1905 года брат уехал на Соленое озеро соль таскать, а меня приспособили к зятю Семену Петровичу работать. Он был зажиточным казаком. Лошадей у него было голов десять, рогатого скота голов двенадцать, семь коров было дойных и баранов около сотни.

Первая жена у него умерла, не знаю, по какой причине, осталось четверо детей, три дочки и сын Роман. А сестра наша Дарья дома почти не жила, все у богатых в прислугах. Вот он и прислал свах. Принесли водки, напоили отца и мать. Семен Петрович пообещал помочь завести брату обмундирование, коня дать строевого. Тогда такой порядок был у казаков: все военное снаряжение заводить на свои средства. Дарье тогда исполнилось только-только 18 лет. Когда напоили стариков, они согласились на сговор, правда с условием, если Дарья сама пожелает. Позвали ее, спросили. Она сначала отказалась, но эти проклятые свахи хором начали уговаривать:

— Дарья, ты хозяйкой сама себе станешь, не век же тебе быть в прислугах.

Так и сбили ее с толку. Пошла Дарья замуж за многодетного человека.

Весной я сеял с ее мужем. Потом начался сенокос. Семен Петрович набрал еще казачек, у которых мужья служили и были на фронте. Набрал человек 12 и организовал артель, чтобы всем накосить сено.

Травы в тот год были плохие, косить можно было только там, где раньше не было сенокоса. Петрович завез нас в падь Пониху. Научил меня, как отбивать косы. А сам вскоре уехал будто бы за продуктами. Но на самом деле он уехал пьянствовать, а продукты нам привез кто-то из семей тех казачек. Так мы проработали все лето. Накосим сена, сгребем, копен наделаем с сотню или полторы, тут Семен Петрович приезжает, чтобы помочь сметать зарод. Как закончим, он мне говорит:

— Ну, Андрюша, командуй тут, я тебя сеном не обижу.

А сам опять уезжает.

Брату моему на озере повезло. Он рассказывал:

— Только три раза сходил на озеро, а потом, в воскресенье с 5 копейками в кармане пошел катать бабки и выиграл 60 рублей. На другой день не пошел таскать соль из озера, а стал снова играть в бабки и наиграл за месяц 300 рублей. Приехал домой, внес в станицу за обмундирование. Сам оделся хорошо. Сапоги, брюки, рубаху хорошие завел. Отцу и матери купил по обновке. Можно было бы купить еще корову, у нас в то время не было коровы. Были только две кобылицы. А жеребят почему-то каждый год волки давили. Но брат пустился в пьянку, в игру и быстро спустил остальные деньги.

А я так все лето работал у зятя до окончания всех полевых работ. В сентябре сложили хлеб, огородили клади сена и хлеба. Пришел домой, и вот мои думы снова вернулись, что мне делать дальше. Идти в работники к богачам мне страшно не хотелось; решил просить у отца, чтобы он разрешил мне уехать на станцию Оловянную: подыскать там какую-нибудь работу. Отец долго не соглашался, но мать стала на мою сторону. Она сказала:

— Отпусти его, отец, Андрей хоть оденется, а то вон брат-то ничего ему не купил.

А я говорил, что все заработанное буду посылать домой. Наконец, отец согласился. Мать собрала мне бельишко, починила его. Брат наложил два воза сена, и поехали мы на станцию Оловянную.

 

В Оловянной жил знакомый отца Викулов Ермолай. У него была своя землянка. Заехали к нему на квартиру, переночевали; наутро брат выехал с сеном на базар, продал его по 3 рубля за воз. Отец велел мне с этих денег взять половину, а брат дал мне только один рубль, с этим я и остался искать работу.

В это время кончилась война с Японией, и эшелоны с войсками шли с востока на запад. Я искал работу уже больше двух недель. Рубль свой уже проел, и два дня скитался голодный. Совершенно случайно встретил парня с нашего Улятуя, он служил на почте сторожем, истопником печей и телеграммы разносил. Предложил он мне идти на его место, 20 рублей в месяц, питаться на эти же деньги. Я был, конечно, очень рад, не стал даже расспрашивать о работе. Пришел на другой день на почту. Он увидел меня и доложил начальнику. Начальник спросил меня:

— Знаешь ли ты грамоту?

— Да, я грамотный.

— Значит, можешь читать и писать?

— Могу.

— Ну садись, пиши, я буду диктовать.

Дал мне листок бумаги и ручку и стал диктовать заявление о приеме на работу. Я написал. Начальник прочитал мое заявление и сказал тому парню:

— Объясни ему свои обязанности, и день-два походи с ним, покажи учреждения, конторы, тогда я тебя отпущу.

Так я остался работать на почте. Обязанности мои были: топить печи — две в конторе и три у начальника в квартире (звать себя он приказал барином, а его жену барыней); подметать пол в комнатах, в конторе и коридоре. У них была прислуга девушка, она убирала в комнате у барыни и готовила на кухне, а зарплату получала тоже 20 рублей с конторы. Девушка эта мне не помогала.

Больше всего меня беспокоила и утомляла разноска телеграмм. Телеграф работал круглосуточно, три телеграфиста работали по 8 часов. И как только придет срочная телеграмма, телеграфист меня будит в любое время ночи, чтобы отнести телеграмму по адресу и вручить под расписку, которую сдавал телеграфисту, а он отмечал в журнале, когда была вручена телеграмма. Правда, за телеграмму получатели мне давали на чай: кто 5, кто 10 копеек, а иногда и 20. Кроме разноски телеграмм мне нужно было еще раскидывать прокламации, листовки деповского комитета, поэтому приходилось спать в сутки не больше 2-3 часов.

Чаевых денег мне хватало на пропитание, и когда я получил первую получку, сразу перевел все деньги домой. А потом брат узнал, когда у меня получка, стал приезжать к этому времени и забирать мою зарплату. Приедет домой, половину зарплаты отдаст родителям, а половину оставит у себя и шикует на них, а им скажет, что я дал только 10 рублей.

Так я проработал на почте до мая, пока кто-то не донес на меня начальнику, что я раскидываю прокламации. За мной стали следить, и вот что случилось на Пасху.

Телеграмм было очень много, и так меня загоняли с ними, что я спал не более 2-х часов в сутки, весь истомился и ходил как чумной. Барин с барыней на второй день Пасхи ушли на вечер и вернулись часа в три ночи, постучали в дверь. Я только пришел (ходил с телеграммой на станцию), упал на посылки и заснул. Телеграфист меня растолкал:

— Иди, открой двери, кто-то стучит.

Я подскочил к двери, не спросив, кто там, открыл двери. Меня сильно хватило свежим воздухом, и я упал на пол без сознания. Начальник зашел в коридор и спрашивает:

— Что он валяется? Напился, что ли?

Телеграфист обнюхал меня и говорит:

— Нет, от него не пахнет.

Он принес воды и прыснул на меня. Я очнулся. Начальник начал ругаться:

— Ты почему не спросил и открыл двери? Это ведь могли быть воры, а у нас ценности, касса, деньги. Давай сюда сумку! Ты не будешь больше разносчиком.

Он сорвал с меня сумку и стал рыться в ней. Там были расписки на телеграммы и оказалась одна прокламация. Тогда начальник совсем рассвирепел. Утром меня рассчитали. Накануне была получка, приезжал брат и все деньги забрал, так что мне пришлось получить только два рубля, и с ними я оказался на улице.

Правда без работы я был всего лишь с неделю, сумел наняться к одному подрядчику подметать мусор вокруг казенных зданий за 30 рублей в месяц, на своем питании. Работал по 10 часов в день. На пропитание уходило 15 рублей в месяц, а остальные деньги я переводил родителям.

Брата на действительную службу не взяли, дали ему льготу: 6 месяцев военной подготовки в городе Акше. Старики были одни, надеялись на мою помощь, и я регулярно переводил им 15 рублей каждый месяц.

У брата на подготовке на втором месяце случилось несчастье. Во время занятий в конном строю брали барьеры и рубили чучела на полном скаку. Брат упал с лошади и сломал правую ключицу. Два месяца пролежал в больнице, а потом его уволили по чистой, дали белый билет, и он приехал домой в августе. Меня вызвали домой, чтобы успеть накосить сено. У нас были тогда две кобылицы и телка стельная.

Я привез домой 20 рублей. Купили у богачей муки 2 куля и барана, закололи его и поехали косить сено. Трава начинала сохнуть, была вторая половина августа, началась страда, а у нас ничего не было посеяно, потому как брата не было дома, в армию его забрали в мае, во время посадки хлеба.

Трава была густая, а мы косцы — неплохие. Даже на воскресенье домой не выезжали, работали от зари до зари, только за хлебом ездили. За 3 недели накосили сено, сметали и загородили его.

Числа 10 сентября мы закончили сенокос. Мне уже было 17 лет, и деньги в доме были мною заработаны, поэтому я уже имел решающий голос в нашей семье. Я стал опять настаивать на том, чтобы мне ехать снова в Оловянную на заработки. У меня в заначке хранились 3 рубля, которые я никому не показывал, берег для новой поездки и на то первое время, пока не устроюсь на работу.

И тут мне немного подвезло. У одного нашего станичного купца Сараева была выдана дочь на станцию Борзя, за купца Белокрылова Федора Анисимовича. В то время дочь была в гостях у родителей, а ее мужу требовались 2 работника. Я как услыхал про это, сразу пошел к ним и спросил у купца:

— Я слыхал, что кто-то у вас нанимает работных людей?

— Да, работники нужны моей сестре.

И провел меня прямо к ней. Мы стали обговаривать условия работы. Сестра говорит: — Мы можем дать только пока 15 рублей в месяц, на нашем питании. Только нам надо еще одного человека, если подыщешь кого-нибудь, то приводи.

Я пообещал, и в тот же день нашел себе товарища Гурулева Иннокентия, моих лет, тоже с малых лет жил в работниках. На второй день привел его к Белокрыловой. Договорились, что поедем дня через 4. А пока нам выдали задаток по 8 рублей под расписку. Мы зашли в лавку к Сараеву и накупили товару. Я потратил все 8 рублей: взял материи себе на рубаху и брюки, матери на кофту и юбку и отцу тоже на штаны и рубаху. Принес покупки домой, отец и мать были очень довольны, а брат остался недовольным потому, что я ему ничего не купил. Я ему говорю:

— Ты с озера привез 300 рублей. А мне хоть на копеечку что-нибудь купил?

— Нет,— отвечает брат.

— А у меня всего лишь 8 рублей было. Вот на эти-то деньги я и сделал покупки.

Но брат мне не поверил и начал снова выпрашивать у меня на игру хотя бы 2 рубля. Я не выдержал и из той тройки, что у меня хранилась про запас, дал ему 2 рубля, а рубль оставил себе на дорогу.

Мать сшила мне рубаху и штаны. Поехали мы с новой хозяйкой Белокрыловой в Борзю, на новые заработки. Ехать надо было 100км. С ней ехало четверо ее детей от 3 до 10 лет, так что они весь тарантас заполнили, даже одного мальчугана на козлы к кучеру посадили. Мы сзади тарантаса на ногах простояли всю дорогу. Пожитки свои тут же прикрепили. Из дома выехали, солнце только всходило, а в Борзю приехали уже затемно.

В Борзе я встретил дядю Сергея, брата первой жены моего отца. От нее и была моя старшая сестра Аграфена, которая была выдана замуж за Якова Рогалева, того что издевался надо мной, когда я работал у него передошником. Дядя Сергей работал сторожем у Белокрылова. А у дяди была дочь Елена, замужем тут в Борзе. Я ее знал хорошо. Она приходила к нам в Улятуй к престольному празднику Казанской, а по дороге сильно обморозилась, особенно пострадали ноги, коленки. Жила тогда Елена у нас недели две, пока не зажили ноги. Я тогда был небольшой, лет восьми. Но, встретив меня в Борзе, Елена сразу узнала и очень обрадовалась мне. Велела приносить стирать к ней мою одежду и белье. Но жила ее семья бедно. Муж Егор был большой пьяница, да и дядя Сергей любил выпить, поэтому я ходил к ним очень редко, только что снесу белье постирать и обратно скорей уходил.

Белокрылов жил богато. У него был магазин, торговал мануфактурой и бакалейными товарами и брал подряды на доставку дров для железной дороги. Развозил и по служащим, и на станции снабжал дровами пассажирские поезда. Он поставил нас сначала на развозку дров, дал нам по две подводы. Едешь на дровяной склад, там нарядчик от железной дороги вручал требования на дрова и адреса, куда сколько свезти. Вот мы и развозили.

Но меня хозяин скоро снял с этой работы, и поехали мы с ним в Монголию: собирать долги и покупать рогатый скот и баранов для убоя на мясо. Он хорошо владел бурятским и монгольским языками. Ездили мы с ним по улусам недели три и набрали скота голов 200 и баранов 400 голов. Затем он нанял погонщиками трех бурят и оставил меня с этим гуртом гнать его в Борзю, а сам уехал домой.

Дней 6 мы шли благополучно, на седьмой день разыгралась пурга. Повалил снег, не видно ни зги. Ну, думаю, пропал я, растеряю баранов и скот, как мне все это потом отрабатывать придется? Хозяин, когда уезжал, то сказал, что оставляет все под мою ответственность. Мы шли двое суток под ветер, хотя он дул и не в нашу сторону. На наше счастье нам попалась пустая стойба (временное жилье якутских оленеводов). Стойбы делали в степи пастухи: огораживали тальником (кустарником) часть степи для загона скота. Когда поднималась пурга, то загоняли туда скот, бараны ложились на землю и лежали, пока не кончится пурга. Мы загнали туда весь свой гурт и переждали непогоду. Потом я не досчитался трех баранов.

Когда мы пришли в Борзю, меня очень беспокоило: не придется ли за эти три головы почти месяц отрабатывать. Только я зашел в контору, хозяину сразу же меня спросил:

— Много ли растерял по дороге скота?

— Три барана я потерял, хозяин, а рогатого скота ни одной головы.

Белокрылов очень обрадовался, соскочил с кресла, схватил меня за руку и давай ее трясти:

— Ну, молодец, большое тебе спасибо! Вот тебе за труды.

Вынул и дал мне три рубля, а я спрашиваю:

— А за этих трех баранов будете высчитывать?

— Нет, не буду ни копейки. Отдыхай два дня, а потом придется тебе пасти весь этот гурт, пока не похолодает, а тогда будешь колоть на мясо.

Тут зашла в контору жена хозяина:

— Федя, давай заколем одного барана, а то мяса нет, и не будем брать у мясника, ведь у нас сейчас есть свое.

Хозяин согласился со своей женой, повернулся ко мне и говорит:

— Запряги коня, съезди к пастуху, поймайте хорошего барана, привезешь его и заколешь.

А я еще сроду не колол баранов и вообще никакой животины. Даже не приходилось видеть, как их колют, кроме свиней. А свиней видел: в Улятуе, как придет осень, особенно перед Казанской, богачи делают забой свиней. А мы еще небольшие были и, как услышим, где свинья закричит, сейчас же бежали туда гурьбой. Пока опаливали тушу, мы хворост подтаскивали к костру и подбрасывали в огонь. Свинью опаливали, клали на солому и обливали горячей водой, а потом закрывали каким-нибудь рядном или соломой. А нас сажали на эту тушу. Мы сидели минут 10-15, пока забойщики курили. Потом тушу открывали, скоблили ножами с подливкой воды. Отскребут, снова обмоют, и начинают вынимать внутренности. Мы в этот момент окружали забойщика, и он давал нам по куску печенки. У нас уже были заготовлены палки с острыми концами. Длиной метра полтора. Назывались эти палки рожен. Мы вздевали куски печенки на рожен, жарили на огне и ели. Богачи кололи свиней штук по 10-15. Так что мы там толклись целый день и наедались вволю.

А тут мне самому пришлось первый раз колоть барана. Я связал ему все четыре ноги и перерезал горло. Трудности начались, когда стал снимать шкуру и вынимать внутренности. Провозился я долго, порезал себе руки, и когда начал вынимать требуху, то разорвал кишки и жидкостью замарал мясо. Стряпуха, солдатка Ульяна, меня выручила: притащила воды и вымыла мясо. Но все равно оно, пока не выветрилось, припахивало кизяком.

Работников нас было шесть человек, да еще сторож, стряпуха и две горничные, девочки лет по пятнадцать, всего десять человек. Ели мы на кухне, тут же спали зимой, а летом на дворе или в амбарах, в сарае, в общем, где кто устроится. Кормили они хорошо, три раза в день. Утром картофель с жиром или каша с жиром и чай, в обед суп мясной с бараниной или говядиной, каша на второе и чай, вечером тоже суп или каша и чай.

Один из нас был старший, Виктором его звали. Он до нас работал у них уже года два. Вечером он получал указания от хозяина, кого куда. Утром рассылал работников по назначению, сам оставался дома за кучера. У хозяина был рысак хороший, на котором он часто ездил по делам днем. Или захотят хозяйские дети или сама хозяйка покататься.

Я пас гурт до холодов, а перед Казанской начали делать забой. Я думал, что хозяин наймет убойщиков, но он подыскал бурят пасти гурт, а сам со мной начал колоть баранов. Конечно, мне тут первое время пришлось трудно, пока не приспособился.

Федор Анисимович был очень скромный человек, не ругался на меня, но скупой все же на деньги. Жалованье не прибавил нам, хотя его жена обещала, когда нас нанимала.

Когда перекололи весь гурт, он нанял плотников и сделал небольшую лавочку рядом со своим магазином, заставил меня продавать мясо. Назначил цену: баранина 10 копеек за фунт, а говядина 12 копеек за фунт. Показал, как вести учет, сколько какого мяса продал. Утром выдаст мне мясо из амбара, а вечером по списку я сдавал ему деньги.

Торговал я мясом месяца три, пока не продал все. Потом он отправил меня старшим на станцию — снабжать пассажирские поезда дровами. Всего нас там работало шесть человек. Были наделаны ящики объемом в кубический аршин, и у них ручки, как у носилок. Мы перед приходом поезда разносили эти ящики с дровами по всей платформе. Как поезд подойдет, выходит старший проводник, пересчитает у нас ящики с дровами, и если окажется мало, то еще носим, прямо бегом. А потом я получаю от старшего проводника требование на дрова, сколько он их взял. Эти требования отдавал хозяину. На этой работе нам приходилось очень тяжело, потому что дежурить нужно было круглые сутки и без смены. Почтовые поезда ходили по расписанию, но были еще товарно-пассажирские поезда, на них почему-то не было расписания. А дров брали они больше, чем почтовые. Вот и бегали мы, что есть духу. Каждый ящик еще надо было занести в тамбур. А там проводники укладывали сами. Нам привозили со склада аршинные дрова, а мы должны были их распилить на три части и мелко поколоть.

Рабочие долго не держались. Уходили и хозяину приходилось набирать новых. Правда, он мне на этой работе прибавил пять рублей. Мне платил двадцать рублей в месяц, а остальным — пятнадцать. Хозяин, конечно, большие деньги зарабатывал и со мной был очень вежлив. Даже кое-когда по праздникам приглашал к себе обедать или ужинать и подавал мне сладкого вина рюмочку. Была у них и водка, но я ее не пил ни капли, за что меня хозяин любил и восхищался.

Домой я высылал деньги через два месяца по двадцать рублей, потому что хотел скопить денег и к Пасхе купить кое-что. Сапоги намечал взять, костюм. Но за неделю до праздника приехал брат Тимофей с известием, что родители его женят на Пасху и девчонку уже сговорили. Давай, что у тебя есть заработанных денег на свадьбу. Я подсчитал, что мне приходится с хозяина тридцать рублей, а брат говорит:

— Мало, попроси у хозяина еще в долг товару рублей на двадцать, потом отработаешь.

Я пошел к хозяину и объяснил ему все это, он выдал мне тридцать рублей, а также товару разрешил взять еще на тридцать рублей. Утром я ушел на работу. Брат стал набирать товар и набрал на тридцать пять рублей. Когда я пришел обедать, Тимофей сказал, что все в порядке, старикам взял по обновке и невесте кое-что. Я ему поверил и проводил домой. Ну, думаю, женится, остепенится и пить не будет.

С 15 апреля дрова на станции прекратили подавать, потому что кончился отопительный сезон. Хозяин меня перевел работать в магазин, видимо, решил готовить из меня приказчика. Он сам часто бывал в разъездах, а жена занята детьми и хозяйством. Так я апрель и май проработал в магазине. В конце мая приехали с Улятуя наши соседи. Они что-то привезли продавать. Я стал спрашивать у них, как у нас там дома, как здоровье стариков, женился или нет брат. Соседи сказали, что старики здоровы, а Тимофей не женился. Когда он домой приехал, то гулял три дня, а потом все время по вечерам в карты играл, а днем бабки катал.

Тут меня прямо взорвало. Я так расстроился, что аппетита и сна лишился. Мучился и думал, как быть, что делать дальше. А шел уже 1907 год. Были слухи, что вот-вот начнут строить Амурскую дорогу и что там будут хорошие заработки. Я решил уволиться, заехать домой, удостовериться, как живут старики, а потом в Оловянную и оттуда — на Амурскую дорогу. Заявил хозяину о расчете, он не соглашался дать расчет и долго уговаривал меня: я тебя выучу торговому делу, и ты будешь человеком, способности у тебя есть. Но я стоял на своем. И так эта канитель тянулась почти  неделю. Наконец, он говорит:

— Ну ладно, я дам тебе расчет, поезжай домой, посмотришь стариков и приезжай назад.

На этом и порешили. Денег мне пришлось восемнадцать рублей. А еще хозяин мне подарил брюки и на рубаху 3 аршина сатина.

 

Я нашел попутчиков и поехал в Улятуй. Когда приехал домой, то убедился, что брат меня обманул. Мать мне все рассказала:

— Привез на кофту и юбку мне ткани, а отцу на рубаху и штаны, а остальные вещи все себе оставил. Денег он нам и не показывал, все проиграл. А насчет женитьбы я уже ему столько говорила, что он уже и во внимание не берет. Я тут Татьяну, дочку Якова Ивановича, совсем сосватала. Она была согласна выйти за него. Даже приходила пол у меня в избе мыла несколько раз. А ему не понравилась, толстуха, говорит, да не красива. У Татьяны мать была неродная и не любила ее. Татьяна потом убегом вышла замуж в Ундинское поселье и живет, сказывают, хорошо. Родители мужа очень довольны ею, не нахвалятся, какая работящая да уважительная.

Дома я прожил одну неделю и вдруг получаю телеграмму из Оловянной от Белокрылова Дмитрия Анисимовича, брата Федора Анисимовича. Брат жил в Оловянной, тоже был купцом, держал большой универсальный магазин. В телеграмме написал: по рекомендации брата прошу приехать в Оловянную, есть место, приму с удовольствием.

Я сообщил это отцу и матери, что, дескать, приглашает меня Белокрылов на работу. Они сразу согласились, все равно, или идти  к местным богачам, у которых мне не очень охота по 17 часов в день работать за 40 копеек. Только отец сказал мне:

— Дмитрия Анисимовича я знаю с малых лет, он начинал торговать еще здесь, в Улятуе, а как прошла дорога, то переехал в Оловянную и смотри, как он разбогател. Но он большой скряга и очень хитрый, навряд ли ты у него уживешься.

Я ответил отцу:

— Не уживусь, так сейчас все равно без работы не буду, летом везде можно устроиться.

Пошел я в станичное управление, взял увольнительный билет на год, нашел попутчиков ехать в Оловянную. Конечно, ни я, ни отец не знали, что мы прощались с ним навсегда. Когда все уже было уложено, то отец сказал:

— Ну, Андрюша, не забывай нас, переводи нам, сколько сможешь, только пиши адрес на меня, а не на брата.

Я пообещал, что так и буду делать. У меня было 12 рублей, я оставил себе 2 рубля, а остальные отдал отцу, и мы стали прощаться. Отец обнял меня, и мы поцеловались. Губы отца мне показались холодными, как лед. Я сказал об этом матери. Она ответила, что это плохое предзнаменование.

— Что же в этом плохого? — спросил я.

— А то, что ты не увидишься с ним больше,— ответила мне мать.

Я, конечно, не поверил, но возражать ничего не стал. Так я расстался со своими родителями и пошел к тому человеку, что ехал в Оловянную. Ехал я с надеждой, что поставят меня за прилавок продавцом. Ведь в Борзе всю зиму торговал в ларечке мясом, имел опыт торговли.

 

От Улятуя до Оловянной 60 км, но мы ехали с возами, и на дорогу у нас ушло полтора дня: в Бырке ночевали, а на другой день в 10 часов утра приехали в Оловянную. Я сразу пошел к Белокрылову, зашел в магазин и спросил, где можно увидеть Дмитрия Анисимовича. Сказали, что он в конторе, и один из подрядчиков привел меня в контору. Там сидел хозяин, а бухгалтер подавал ему какие-то бумаги. Он просматривал и подписывал их. Когда я зашел, то хозяин спросил меня:

— Откуда, паренек?

— С Улятуя, Филлипов.

— Ага, вот и хорошо, садись, посиди немного. Я управлюсь с делами и будем с тобой говорить.

Я присел на стул и просидел примерно с час. Хозяин закончил свои дела с бухгалтером и обратился ко мне:

— Как тебя зовут-величать?

Я ответил.

— Ты Николая Ильича сын?

— Да.

— А как он, так и остался слепой?

— Да, так остался.

— Вот мерзавцы, искалечили человека, и им все сошло с рук. А мне нужен именно такой человек, как ты. Мне мой брат уже сказывал про тебя, так давай договоримся, подпишем на год условия. Я даю 200 руб. Лошадей у меня 4 головы, 2 выездные и 2 рабочие. Твое дело будет только ходить за ними, кормить их, убирать навоз, в конюшнях чтобы было чисто. Ну запряжешь ребятам выездных, если куда вздумают ехать, вот и все. Питание мое.

— Дмитрий Анисимович, на год я подряжаться не буду, если помесячно, то буду работать.

— А сколько в месяц, просишь?

— На вашем питании 20 рублей.

Но купец опять стал настаивать:

— Давай на год, я могу сразу половину денег тебе вперед выдать, а на 100 рублей сам знаешь, сколько всего можно сделать.

— Нет,— отвечаю,— А вот так можно будет сделать: пока на полмесяца меня возьмите, посмотрите на мою работу, как я смогу освоиться.

— Тогда из расчета 15 рублей в месяц.

Я согласился работать по такой цене только полмесяца. На том мы и порешили. Хозяин повел меня показывать, где лошади, где сбруя для лошадей, сено, овес. Ночевать я должен был в большом сарае, там стояли одноконная пролетка и бричка, затем тарантас выездной и рабочие телеги ломовые. В сарае и наладил я для себя лежанку, но отдыхать почти не приходилось.

Каждый день, как утром встану часов в 6, надо коней вычистить щеткой и скребком, чтоб блестели, накормить их, навоз в стойлах вычистить. Потом пойду поем на кухне. В 8 часов приходил управляющий магазином и приносил накладные, отправлял на товарный двор получать товары. Запрягу две ломовые телеги, получу товар по накладным, нагружу два воза один, без рабочего и не смею взять грузчика. Привезу, разгружу, стаскаю в кладовую. Только разгружу подводы, идет старший сын хозяина (он учился в гимназии, в Чите, а на каникулы приезжал домой, почти в моих летах) и кричит:

— Запрягай выездных скорей, мы поедем на Онон кататься.

Запрягу, отправлю повозку, забегу на кухню, там стряпуха нальет супу объедков, только успею поесть, а тут снова кричит управляющий магазином: «Давай, неси товар из кладовой в магазин, разбивай ящики». Тяжело таскать ящики с чаем, каждый ящик –4 пуда. В общем, весь день, как угорелый. Когда магазин закроют, то в нем надо было все убрать, подмести. За день так намотаешься, что рад был своей лежаночке. На такой работе надо было держать три человека, а хозяин на меня одного все свалил.

Ко всему прочему и питание было плохое. Специально для меня ничего не готовили. Ел то, что оставалось от хозяйского обеда. Суп без мяса, как водичка, картошки отходов насобирает, или от каши объедки, хлеб черный. Вечером на ужин чай и утром тоже чай. В общем, хозяева оказались скрягами. Детей у них было шестеро: две девушки-невесты, один гимназист, Левкой его звали, и трое школьников. Особенно мне гимназист надоедал. Стану запрягать им выездных, а он ходит вокруг и придирается: то лошади не почищены, то тарантас не обтертый. Заставит обтирать, обчищать. Сестры и то его несколько раз оговаривали:

— Да, ладно, Лева, что ты так уж прицепился к нему, надо папе говорить, чтобы кучера нанял, а он один разве может все вовремя сделать.

 

Кое-как я проработал эти полмесяца. И еще за три дня до окончания срока заявил хозяину, что работать не буду, ищите себе работника на мое место. Купец тогда и говорит:

— Ладно тебе, работай, дам я тебе 20 рублей в месяц.

— И за 20 рублей не буду работать, почему вон у Бородина на этой работе три человека, и магазин такой же и лошадей столько же, а я один.

Утром я сплю в сарае, а лошади в конюшне скребут, просят корм. Хозяин вышел во двор и услышал, что лошади беспокоятся, пришел посмотреть в чем дело. Видит, что они не кормлены и будит меня:

— Вставай, корми лошадей, что ты сегодня заспался.

— А я вас предупредил, что срок вышел, и я не буду у вас работать, прошу меня рассчитать.

Белокрылов на меня поднялся:

— Я не дам тебе расчета, пока ты не найдешь вместо себя рабочего.

— А у нас не было такой договоренности, и вы не имеете права меня держать.

Пока мы говорили, я оделся и давай складывать свои пожитки в мешок. Сложил все, мешок на плечо:

— Ну пошел я, давайте мне заработанные деньги.

Купец стал на меня ругаться, обзывать всяко и грозить, что приведет полицию. Я тогда тоже вышел из себя, тоже начал кричать, что уже прошло то время, когда что хотели, то и делали с рабочим людом. В это время откуда-то взялся Левка и потянул хозяина в квартиру, а затем выскакивает его жена и бросает мне 3 рубля, хотя приходилось получить с них 7 руб.50 коп. за 15 дней. Я сказал, чтобы отдали остальные деньги, а она орет:

— Мы тебя кормили даром, что ли?

Я с ней не стал спорить, сказал только:

— Подавитесь, мироеды, моими трудами, придет время, за все заплатите.

И мои слова, сказанные Белокрыловым, сбылись в 1918 году. Забегая вперед, расскажу, как это было.

В 1914 году меня взяли в армию, и я попал в Первый Аргунский полк, и в этот же полк попал Левка в чине прапорщика, и как раз в нашу сотню, но в 1-ый взвод, а я был во 2-м взводе. Левка и в армии проявил себя очень недружелюбным и очень придирчивым к рядовым, а главное, много солдат погибло из-за его несмышлености. Вся сотня его ненавидела, и когда случился переворот, Левка первым исчез их полка. Казаки очень жалели, что отпустили Белокрылова. Они стали спрашивать, может, кто знает, где он живет. Я сказал, где живут его родители, и что у меня есть с ним старые счеты. Но мне не пришлось с ним посчитаться. Это сделали другие. До войны наш полк стоял на станции Даурия, и поэтому эшелоны с фронта должны были идти через Оловянную. И когда эшелон 6-й сотни пришел на станцию Оловянная, то человек 10 казаков с винтовками пошли в поселок, нашли дом Белокрылова, окружили его и ворвались в квартиру. Левка был дома, казаки его и пристрелили в квартире, свели с ним счеты за своих погибших товарищей. Обо всем этом я узнал лишь в 1919 году.

А тогда, в 1907 году, я ушел от Белокрыловых к подрядчику Герасимову, который взял меня сразу на работу, подметать мусор около казенных зданий, на 40 рублей в месяц, но со своим питанием. У Герасимова нас в подметалах работало 6 человек, и еще 6 человек работали на подводах, собирали мусор, что мы подметали. Три подводы с бочками убирали возчики. Они получали по 80 рублей в месяц. Деньги он нам платил исправно, когда ни попросишь, всегда у него были деньги. Работали, правда, по 12 часов в день.

   ‹2›   ‹3›   »16

На страницу автора

-----)***(-----

Авторы: А(A) Б(B) В(V) Г(G) Д(D) Е(E) Ж(J) З(Z) И, Й(I) К(K) Л(L) М(M) Н(N) О(O) П(P) Р(R) С(S) Т(T) У(Y) Ф(F) Х(X) Ц(C) Ч(H) Ш, Щ(W) Э(Q) Ю, Я(U)

   

Поделиться в:

 
       
                     
 

Словарь античности

Царство животных

   

В начало страницы

   

новостей не чаще 1 раза в месяц

 
                 
 

© Клуб ЛИИМ Корнея Композиторова,
since 2006. Москва. Все права защищены.

  Top.Mail.Ru