1«   ‹17›   ‹18›   ‹19›   »41

Грохольская Валентина

Любочка

— Давай, дед, давай!

Чьи-то руки бесцеремонно трогали его тело, пытаясь перевернуть. Он открыл глаза и сквозь пелену старости попытался разглядеть человека по правую руку от себя. По голосу — женщина. Но кто? Дочь или внучка. Хотя, чего это он? Дочь на работе, а внучка… Да разве есть дело внучке до него? Не иначе как медсестра…

— Сестричка…

— Чего дед?

— Пить…

— Сейчас, сейчас.

Она прекратила его теребить и поднесла поильник. Прохладная жидкость полилась по губам и языку куда-то вниз. Вниз в него и вниз по подбородку на рубашку и одеяло. Но сейчас ему было всё равно. Как-то само собой ему вспомнилось, как еще во время войны, он лежал в госпитале и вот так же сестричка поила его. Нет, не так. Тогда он был молод и его глаза с жадностью следили за каждым её движением, за тем как она к нему подходит, кладет свою большую белую кисть с длинными пальцами ему на грудь, чтобы приподнять одеяло и посмотреть, как там бинты, как она улыбается ему, ему одному, только уголками рта, а глаза… глаза строго приказывают: «Живи». И он выжил. Потом он искал её, но… госпиталь разбомбили, и о сестре Любочке больше никто ничего не слышал. Но она тогда выжила, в том кошмаре… выжила… Он знал это точно. Он это чувствовал. Она была из Ленинграда. Наверно туда и вернулась. А он… после войны он поехал на родину, в Сибирь, потом был Владивосток, Архангельск… Он женился. На той, которая как две капли воды была похожа на неё, но не она… Если бы вспомнить её фамилию… Годы стерли всё, только не её губы и тонкие пальцы перед его глазами… И еще рыжую копну её волос, любовно уложенную в тугую косу на затылке… Любочка Терентьева… Почему он не искал её все эти годы, если знал, что она жива, что она где-то есть?.. Страх… Страх узнать что её больше нет… страх узнать что она уже принадлежит другому… или никому… Сколько всего в его жизни было: работа, семья, детей поднял… А самого главного — её в его жизни не было. Вот сейчас перед Богом представать, и за жизнь прожитую ответ держать, да за жизнь не страшно — жил по совести, и людям какую-никакую пользу принес — вон его именем даже дом культуры назвали, но что он Ему скажет, почему не искал?

— Дед, а дед? Ты хоть жив еще? Давай, давай, глотай водичку.

Всё тот же настырный голос возвращает его в действительность. Голос и боль… боль по всему телу… Особенно живот. Господи, как болит живот… Если бы она была рядом. Если бы она просто положила свою руку на эту жгущую бездну в нем, как тогда ему на грудь. Ничего этого не было бы, ни боли, ни обшарпанных стен, ни клопов, нагло, как вестники смерти, ползающих под одеялом. И всё же страшно умирать. Ужас в том, что ведь всё понимаешь, а сделать уже ничего не можешь, и изменить… Боль мутит разум, и единственным светом остаются чувства — любовь остается… Любовь к детям, внукам, жизни… Любочке… А что будет, когда и она уйдет? Что тогда останется? Что там за ничем? Ах, как не хочется помирать… страшно… Как больно…

— Бабушка, бабулечка, ну, пожалуйста, ну не умирай! Ты меня слышишь? Очнись, слышишь, не умирай! Господи…

Последний тяжелый вздох и смерть вносит ясность.

— Значит, ты всё-таки тогда выжила?

— Да.

— А я-то старый дурак, думал, что нет тебя больше.

— Это ничего. Ты ведь верил…

— А ты?

— Я ждала…

1«   ‹17›   ‹18›   ‹19›   »41

На страницу автора

-----)***(-----

Авторы: А(A) Б(B) В(V) Г(G) Д(D) Е(E) Ж(J) З(Z) И, Й(I) К(K) Л(L) М(M) Н(N) О(O) П(P) Р(R) С(S) Т(T) У(Y) Ф(F) Х(X) Ц(C) Ч(H) Ш, Щ(W) Э(Q) Ю, Я(U)