На страницу автора

Книга первая. Восставшая из пепла

Книга вторая. Месть богов

Часть первая  Часть вторая

1«   ‹9›   ‹10›   ‹11›   »12

Сидоров Иван
Под знамением Бога Грозы

Книга вторая
Месть богов
Часть вторая — 10

Асмуникал, гонимая безумной надеждой, выехала из Хаттусы с караваном богатого торговца из Аласии. К тому времени дороги стали, на удивление, мирными. Караван без происшествий дошел до Саллапы. Из Саллапы через несколько дней, за которые торговец успел продать и купить некоторые товары, караван направился в Милаватну — некогда грозную столицу Арцавы.

Асмуникал впервые оказалась на берегу моря. Она была очарована, увидев бескрайнюю лазурную равнину. Ее ни с чем не сравнить, пожалуй, только пустыня имеет такой впечатляющий бескрайний вид. Но от пустыни веет унынием и смертью. Море же дышало радостью, прохладой и жизнью.

Милаватна представляла из себя обычный город с крепостными стенами на скалистом берегу. Ничего интересного, кроме богатой халентувы правителя, в ней построеной. Но, рядом с городом, прямо на песчаном берегу, шумел пестрый базар. За ним находился грязный порт. Сотни торговцев из разных уголков мира орали на все голоса, расхваливая свой товар. А в тихой бухте плавно покачивались на волнах множество торговых кораблей. Лес мачт возвышался над пристанями, сооруженных из бревен. Кругом лежали груды мешков и огромных кувшинов. Торговые загоны битком набиты скотом. Голые грузчики, словно неутомимые муравьи, сновали туда-сюда с ношей на спине.

Торговец объяснил Асмуникал, как распознавать корабли. Широкие, устойчивые,— это финикийские. Финикийцы считались лучшими мореходами. Корабли, сколоченные из кедра, хотя и казались неказистыми, словно скорлупка ореха, но были устойчивые и вместительные. На нижней палубе располагались гребцы-невольники. Над ней возвышалась вторая палуба для команды и легких грузов. Тяжелые грузы помещали в обширный трюм. Борта украшали круглые боевые щиты. Их вывешивали специально, показывали, что на корабле есть охрана. С невысокой мачты разворачивали широкие квадратные паруса, обычно полосатые — знак торгового флота. Корма загибалась кверху и напоминала собой бычий рог. Там же располагалась площадка для кормчего, который правил кораблем при помощи огромного весла. Нос уходил под воду, и представлял собой еще один рог, оббитый медью, который использовали в бою, как таран.

Египетские корабли напоминали собой листок тростника: длинные изящные с красивой оснасткой и низкими бортами. Но такие корабли годились только для плаванья по рекам или вдоль побережья. Его узкий корпус плохо выдерживал большие волны. Корма у египетских кораблей плавно изгибалась вверх и заканчивалась украшением в виде цветка лотоса или смоковницы.

Судна Аласии напоминали собой финикийские скорлупки, только пониже бортами и уже. Здесь же находились корабли из далекой неизвестной страны. Смелые мореходы переплывали море с противоположных берегов на своих весельных кораблях, под небольшим парусом. Корма поднималась из воды, напоминая рыбий хвост. На носу с подводным тараном рисовали огромные глаза, впереди возвышались резные изображение богов.

Асмуникал бродила среди этого шумного бурлящего муравейника и с интересом рассматривала множество диковинных товаров. Если ей попадались торговцы, приплывшие с берегов Хапи, она расспрашивала их: не встречали ли они кудрявого юношу с гордым лицом и горящими глазами. Торговцы только пожимали плечами: много таких юношей ходит по свету. Улия? Нет, такого имени не слышали.

Наконец, настал день отплытия. Корабль из Аласии загрузили товарами. Парус хлопнул на ветру и надулся полосатым пузырем. Весла дружно ударили по воде, судно легко заскользило по изумрудной глади. Асмуникал всю дорогу любовалась незабываемыми красотами южного моря. Никогда в жизни ей не приходилось видеть такую пугающую очаровательную пустоту. Раньше она думала, что Марассантия — самая огромная водная равнина. Если стоять на одном ее берегу, другой еле различим. Но здесь вообще нет берегов. Только однообразная равнина, сливающаяся на горизонте с небом. Иногда из пенящихся волн выпрыгивали темные дельфины и сопровождали корабль. Тогда моряки приветствовали их радостными криками, называли своими братьями.

Так они благополучно доплыли до прекрасного острова. Асмуникал любезно встретил местный правитель, так, как она представляла собой посланницу таваннанны. Погостив немного в роскошном дворце, девушка с сопровождавшими ее телохранителями села на другой корабль, который направлялся к побережьям Финикии, а затем в Та-Кемет, прямо в город Пеку.

Перед самым отплытием произошло небольшое происшествие: куда-то пропали кормчий и три моряка. Говорили, что их видели в одном из портовых питейных домов. Возможно, они напились и спят где-нибудь у портовых блудниц. В конце концов, хозяин судна нанял других моряков, и корабль отплыл с попутным ветром.

Для Асмуникал отвели помещение на корме корабля. Там находилась небольшая комнатка, оббитая коврами, с полотняным пологом вместо двери. В ней было тесно и не очень уютно. К тому же пахло рыбой и прогорклым маслом. Но девушка вскоре привыкла. Тем более, она целыми днями проводила на палубе, любуясь морем и слушая плеск весел. Только одно обстоятельство портило ей настроение: она часто ловила на себе какой-то недобрый звериный взгляд нового кормчего. То был здоровый заросший моряк с неприятным злым лицом.

Как-то вечером девушка забралась в свою маленькую комнатку, легла на узкое ложе и быстро заснула, убаюканная монотонной качкой.

Внезапный порыв ветра накренил корабль на один борт. Парус захлопал, словно подстреленная птица крыльями. Асмуникал сквозь остатки сна услышала беготню по палубе. Кормчий орал что-то надрывисто, до хрипоты. Хозяин корабля скверно ругался, подгоняя моряков. Асмуникал услышала сквозь стены, леденящее душу, завывание ветра. Девушка окончательно проснулась, когда корабль начало подкидывать вверх со страшной силой и резко бросать вниз, так, что корпус трещал.

Асмуникал кое-как поднялась и, держась за стены, в полной темноте, на ощупь добралась до выхода. Но как только она откинула полог тяжелой материи, ей в лицо хлестнули струи дождя, вперемешку с солеными брызгами. Молния вырвалась из темноты, озаряя все вокруг яркой вспышкой, затем оглушительный гром сотряс воздух. Асмуникал, перепуганная до смерти, отпрянула обратно и, упав на колени, зашептала молитву Богу Грозы.

Вдруг корабль качнуло так сильно, что казалось, он вот-вот перевернется. Асмуникал швырнуло на стену, затем на пол. Она сильно ударилась локтем, но от страха боли не почувствовала, вновь стала на колени и продолжила молитву.

Полог резко откинулся. В комнатку заглянул кормчий. Весь мокрый, со слипшимися волосами. Вода струйками стекала по его спутанной бороде.

— Госпожа, ты в порядке? — крикнул он, перекрывая шум стихии.

— Не беспокойтесь,— дрожащим голосом ответила Асмуникал, хотя сама была чуть жива от страха.

— Дозволите вас немного потеснить. Нашего господина сшибло с ног волной. Он упал и сломал руку, еще, по-моему, немного повредил голову.

— Несите его сюда. Я позабочусь о нем.

— Спасибо, добрая госпожа,— улыбнулся кормчий и исчез.

Асмуникал стала постепенно приходить в себя. Ее ободрил вид кормчего. Он говорил спокойно, на лице ни тени страха, ни отчаяния, как будто для него такая буря — привычное дело.

Четверо гребцов внесли владельца корабля. Он находился без сознания. Гребцы вышли, уложив раненого на ложе. Асмуникал склонилась над торговцем. Она ощупала его руку. Ничего страшного, немного опухла. Может это даже не перелом, а просто ушиб. Проведя рукой по его голове, она почувствовала что-то теплое и липкое. Она поднесла руку близко к лицу и почувствовала запах крови. Ей сделалось дурно, но Асмуникал пересилила себя. Девушка, борясь с качкой, налила в глиняную чашку крепкого вина и попыталась влить несколько капель в рот раненого.

Торговец очнулся и застонал. Качка причиняла ему страшные страдания. Асмуникал еще раз приложила чашку к его губам, затем приподняла голову и перевязала рану куском чистой материи.

— Это вы, добрая госпожа,— простонал слабо торговец, но потом дыхание его участилось, и он тревожно зашептал: — Спасенья нет!

— Что вы сказали? — Из-за воя ветра и шума дождя Асмуникал не разобрала слов.

— Мы все погибли,— прошептал он чуть громче.— Новый кормчий и его приятели оказался финикийскими пиратами. Ледяной страх начал заползать к девушке в душу после услышанного. Еще в Милаватне ей рассказывали о дерзких безжалостных морских разбойниках, которые нападают на мирные поселки рыбаков и грабят торговые корабли. Грабители на дорогах — само воплощение доброты, по сравнению с этими жестокими и самоуверенными убийцами. Они захватывают суда, всех слабых пленников безжалостно убивают или выкидывают за борт, а сильных продают в рабство. Море — их дом. Они здесь хозяева. Еще ни один правитель, ни одной державы не смог наказать их.

— Подлые бандиты,— задыхаясь от гнева, произнес торговец.— Они знали, что разыграется буря, когда мы будем проплывать недалеко от финикийского побережья. Я хотел немедленно повернуть корабль к берегу, но кормчий ударил меня по голове сзади. Я видел, как моего помощника вышвырнули в море. Пираты, теперь, направят корабль в бухту, где нас ждет засада.

— Как я могу помочь? — спросила Асмуникал, чуть не плача.

— Передай начальнику стражи: пусть немедленно убьет бандитов. Потом, когда мы окажемся в ловушке, десять охранников не справятся с пиратами. Асмуникал кинулась к выходу, но отскочила назад, натолкнувшись на широкую грудь кормчего.

— Куда ты собралась, госпожа? Там буря,— сказал он холодно. Глаза его кровожадно сверкнули во мраке, озаряемые очередной молнией.— Мне бы не хотелось, красотка, чтобы тебя смыло за борт.

— Бандит! Ты ответишь за все! — слабо выкрикнул торговец, пытаясь подняться.

— А, скотина, ты очухался? — насмешливо спросил пират.— Решил послать ее к охране. Не выйдет. Эй! — позвал он кого-то из темноты. Тут же явился низенький коренастый смотритель за парусом. Пригляди за девчонкой. Если будет брыкаться, стукни ее по голове, только не убей. Она мне нужна.

— Сделаю,— ответил смотритель паруса, вынимая из-за пояса небольшую бронзовую палицу.

— Позовите моих слуг,— попыталась возмутиться Асмуникал.

— Прости, госпожа,— ухмыльнулся смотритель,— их случайно смыло за борт.

Асмуникал забилась в угол и отдалась молитвам. Ужас перед ожидающей судьбой, чуть не лишил ее рассудка. Вскоре она впала в оцепенение, похожее на сон. Ощущение времени потерялось. Она не осознавала, что происходит вокруг.

Асмунакал пришла в себя, спустя несколько часов. Она заметила, что корабль перестало мотать и раскачивать. Его, теперь, плавно подбрасывало и опускало. Ветер не ревел, а лишь шуршал, надувая промокший парус. Свет раннего утра пробивался сквозь занавесь. Асмуникал взглянула на лежащего у ее ног торговца. Лицо его побелело. По луже запекшейся крови, под его головой, девушка поняла, что ему уже недолго осталось жить.

Она осторожно пробралась к выходу и выглянула в щелочку. Асмуникал увидела, что ее страж по-прежнему стоит у входа. Ей надо было каким-то образом выйти. Девушка вернулась к раненому и увидела, что к его поясу пристегнут кривой египетский меч. Дерзкая мысль предала ей силы. Она, стараясь не шуметь, дрожащими руками, отцепила оружие. Меч, хоть, был короткий, но все же тяжелый для Асмуникал. Она размахнулась и рубанула охранника сквозь занавеску. Клинок наткнулся на что-то твердое. Пират вскрикнул и свалился на колени, затем быстро вскочил и ворвался в коморку. Лицо его скривилось от злости, по шее текла кровь. Он выбил меч из рук Асмуникал. Девушка захотела закричать, но пират сгреб ее в охапку и закрыл рот грязной ладонью. Она пробовала брыкаться, но бандит был намного сильнее. Девушка уже теряла сознание, как вдруг хватка ее мучителя ослабла, и он тяжело опустился на пол.

Асмуникал, задыхаясь, выскочила на палубу. То, что она увидела, заставило ее похолодеть от ужаса. Прямо на них, перерезая путь, под дружный взмах весел, стремительно надвигался пиратский корабль. Впереди, почти скрываясь под водой, торчал обшитый медью таран. Охранники взобрались на нос и приготовились к бою. Старший охранник закричал кормчему:

— Разворачивай носом к противнику!

— Разворачиваю! — закричал в ответ кормчий, но сам продолжал вести судно прямо.

Асмуникал бросила взгляд по сторонам. Невдалеке поднимался скалистый берег. Он казался рядом. Пока будет идти бой, девушка успеет доплыть и скрыться среди скал.

Корабль пиратов неумолимо приближался. Сильный удар потряс палубу. Раздался треск лопнувшего корпуса. Это таран пробил борт торгового судна. Асмуникал не устояла на ногах и упала, но тут же вскочила и кинулась за борт.

Холодная вода сомкнулась над ней, затем вновь вытолкнула ее на поверхность. Девушка изо всех сил гребла руками. Длинная отяжелевшая хасгала мешала плыть. Спасительный берег оказался не так близко, как казалось с корабля.

Вдруг Асмуникал почувствовала. Как чья-то тень стремительно двигается за ней. Вскоре с ней поравнялась легкая лодка. Сильные руки грубо вынули ее из воды и бросили на дно лодки. У Асмуникал больше не осталось сил сопротивляться.

Торговый корабль сел на мелководье. Пираты перебили охрану, затем связали команду и гребцов. Перегрузили весь товар на свое судно. Раненых и больных добили и выкинули за борт.

Пленников покидали в трюм. Асмуникал заперли в отдельной грязной коморке наверху. Всего бандитов насчитывалось около тридцати. Ими командовал старый пират — тщедушный старикашка с облысевшей головой. Но он держал в повиновении здоровенных головорезов. У них был крепкий корабль с высокими бортами. На нижней палубе трудились невольники, вращая весла.

Асмуникал сидела на скользком грязном полу и тряслась от страха.

— Отлично ты все обделал,— услышала она довольный голос кормчего.— Сколько богатых товаров мы захватили и пленники неплохие.

— А где хозяин судна? — гаркнул старик.

— Я его слишком сильно ударил,— махнул рукой кормчий.— Мы напоили его людей. А затем прирезали, как баранов. После этого сразу пошли к пристани. Корабль уже должен был отплыть. Вот он нас и взял.

— Чего ты тут расхваливаешь себя. Тупой баклан! — заорал на него старый пират.— Зачем ты убил торговца. Я тебе приказал связать его. Его дружки выложили бы за него много серебра, а теперь кому нужна эта дохлятина!

— Прости. Темно было, да еще волны. Не рассчитал,— оправдывался кормчий.— Но мы продадим рабов и товар.

— Ладно,— успокоился старик,— товар и пленников продадим в Та-Кемет, пока они не передохли. За девчонку возьмем тройную цену. Она хорошо выглядит.

— Нет, я ее не отдам,— возразил кормчий. Асмуникал поняла. Что речь идет о ее судьбе, и еще больше задрожала.— Это моя добыча. Уж больно она красивая. Пусть поживет со мной. Как надоест, я ее продам или убью.

— Как знаешь,— согласился старик,— но из твоей доли я вычту.

На море вновь началось волнение. Несколько дней корабль болтался среди бушующих волн. К Асмуникал иногда заходил уродливый раб без носа и ушей, приносил вареную рыбу и воду. Больше она никого не видела. Наконец солнечным утром море стихло. Корабль подходил к одному из рукавов великого Хапи. Пираты пристали к берегу. В маленьком поселке рыбаков они обменяли немного награбленного товара на вино и мясо. Вечером прибыл толстый торговец и скупил всех невольников.

Ближе к ночи корабль отчалил от поселка и вошел в рукав Хапи. Гребцы медленно продвигали судно против течения. Пираты радовались, что удачно доплыли с богатой добычей и принялись праздновать. Разбойники пили прямо на палубе. Напившись, орали песни и дрались между собой. Более трезвые приглядывали, чтобы драчуны не хватались за оружие.

Асмуникал сидела в углу коморки. Циновка из тростника закрывала вход. До нее доносились омерзительные пьяные голоса. Девушке ничего не оставалось, как только размышлять о своей жалкой участи. Лучше покончить с собой,— думала она,— только не попасть в рабство. Асмуникал распустила свою толстую косу и вынула из волос тонкий трехгранный стилет с костяной ручкой. Проткнуть им сердце не стоило труда. Асмуникал уловила приближающиеся тяжелые шаги пьяного человека. Кровь отхлынула от лица. Ужас схватил за горло, не давая дышать.

— Девка, я иду к тебе,— услышала она грубый окрик кормчего.

Асмуникал, похолодевшими руками, направила острие себе в грудь.

— Стой! Ты куда? — окликнул его старик и быстро подошел к нему.

— Я хочу эту девку,— объяснил кормчий, не понимая, зачем его останавливают.

— Не смей! — властно приказал главарь.

— Она моя! — раздраженно настаивал кормчий.— Я захватил корабль, а девчонка входит в мою долю.

— Ты и без того много получил, безмозглый баран. Но совсем не знаешь, кто она такая.

Услышав эту фразу, Асмуникал бесшумно поднялась и подкралась к выходу.

— Она доверенное лицо самой правительницы Хатти,— объяснял главарь.— Я нашел в вещах торговца ларец, украшенный лазуритом, а в нем письмо. Эта девчонка едет к правительнице Та-Кемет. Ты понимаешь, что это значит, рыбьи кишки?

— Нет, не понимаю,— тупо признался кормчий заплетающимся языком.

— Шакальи ноги! — рассердился старик.— У тебя голова, чтобы бороду носить. Для мозгов она не предназначена!

— Может я и много выпил сейчас,— оправдывался обиженно кормчий,— но кое-что соображаю.

— Тогда слушай меня: оставь ее в покое. Мы отошлем письмо правительнице Анхесенамут и потребуем у нее много золота за эту девчонку. Очень много!

— А если она не согласится?

— Тогда поплывем обратно и потребуем еще больше у таваннанны. Та уж, точно, выложит все до последнего сикеля.

Асмуникал слушала, как ее превращают в товар, и все больше страх уступал место негодованию. Асмунакал вспомнила таваннанну. Та, действительно, все отдаст за нее. Как же потом смотреть в глаза правительнице. И вдруг Асмуникал вспомнила Улию. Боги! Ведь она отправилась в дорогу, чтобы найти его. Он, быть может, томится где-нибудь на каменоломнях, а она жалеет себя. Как она могла забыть? Ведь на нее надеются. Ее ждут. Надо бежать любым путем! И пусть только попробуют ее остановить!

— Мы будем иметь много серебра,— продолжал втолковывать главарь пьяному кормчему.— Мы станем богачами.

— Согласен,— ответил тот. По его интонации было понятно, что болтовня старика начинала ему надоедать,— но мое общество ей не повредит. Я только побалуюсь немного. Даже бить сильно не буду.

— Ты не понял, упрямый осел! — закричал старик.— Ни один волос не должен упасть с ее чудесной головки. Она очень дорого стоит.

— Но, послушай,— взмолился кормчий,— ты видел, как она красива и стройна. Я бы все золото свое отдал за один ее поцелуй. Меня ничто не может удержать.

— Опомнись! — предупредил его старик с угрозой в голосе.— Какая-то девчонка вскружила тебе голову. Я тебя не узнаю. Ты превратился в бескостную медузу. Когда у нас в руках будет выкуп, ты сможешь купить себе сотню таких.

— Не надо мне сотню,— упрямо рычал кормчий,— я хочу ее. Где ты найдешь девушку красивее? В портовых помойках?

— Ты уже не подчиняешься мне! — заорал старик.— Вы все без меня — никто. Все на мне держится: я узнаю о кораблях, готовлю нападения. Устраиваю хитроумные западни, договариваюсь о сбыте награбленного. Что вы можете без меня? Ничего! Вас потопит первая же встречная торговая скорлупка. Иди к ребятам, веселись. А если еще вздумаешь спорить со мной, я прикажу разорвать тебя на куски.

— Ха,— усмехнулся кормчий.— Ребята этого не сделают. Ты им надоел. Мы и без тебя управимся. Они недовольны, что получают крохи, а ты набиваешь свой сундук золотом. Он еле закрывается.

— Заткнись! — прокаркал старик, хватаясь за меч.

Асмуникал выглянула в щелочку. Старик-главарь стоял с обнаженным клинком, и грозно вертел им перед носом пьяного кормчего. Масляный светильник стоял у них под ногами и освещал палубу. Кормчий отступал к борту, пока не наткнулся спиной на большие кувшины, стоявшие ровными рядами. Он схватил один из кувшинов, поднял его в воздух и опустил на голову главаря. Асмуникал всю передернуло, когда она услышала хруст шеи. Кувшин раскололся о голову главаря. Масло разлилось по палубе. Старик неестественно мотнул головой, выронил меч и рухнул на доски.

Кормчий постоял немного над телом главаря, затем плюнул на него. Он пошарил в темноте рукой, достал откуда-то кувшин вина, приложился к нему, жадно глотая содержимое. Пустой сосуд полетел за борт. Бандит без сожаления перешагнул через труп старика и направился к коморке Асмуникал.

Девушка вся напряглась. Она вспомнила, как ее учила Фыракдыне: Надо обхватить плотно рукоять стилета двумя руками, чтобы он не выскользнул, и занести оружие над головой. Сердце часто заколотилось в груди. Асмуникал с трепетом слушала приближающиеся шаги. Она, крадучись, отступила назад и замерла. Циновка затрещала и отлетела в сторону. Девушка различила в проеме могучий торс кормчего. Словно тигрица прыгнула вперед и вонзила клинок прямо в ложбинку под кадыком. Кормчий выдавил из себя ужасный храп, забулькал, хватаясь за шею. Асмуникал почувствовала, как по ее рукам стекает горячая кровь. Она выскочила наружу и упала, поскользнувшись на разлитом масле.

Несколько мгновений девушка не могла придти в себя. Когда же сознание начало приходить в порядок, она огляделась вокруг. Справа и слева простиралась водная гладь. Виднелись берега, поросшие густым камышом. Занималась заря. Весла вяло шлепали по воде. Пьяные пираты спали вповалку. Из коморки, где она была заключена, торчали босые ноги кормчего. Рядом с ней лежал главарь со свернутой шеей. При падении, Асмуникал опрокинула светильник, стоявший на палубе. И теперь, разлитое масло принялось гореть.

Она вскочила на ноги. Вдруг недалеко заметила ларец, украшенный лазуритом. Он валялся открытый, а рядом выпали глиняная табличка с печатью таваннанны. Асмуникал подобрала табличку. На палубе лежала небольшая доска. Девушка бросила ее в воду и прыгнула следом. Собрав все остатки сил. Она поплыла к берегу подальше от проклятого корабля, на котором огонь уже начинал лизать парус.

Асмуникал одной рукой уцепилась за доску, другой отчаянно гребла. Уже недалеко берег. Вдруг камыши зашуршали. Какое-то существо, напоминающее старую корягу, бултыхнулось в воду и направилось прямо к ней. Крокодил,— мелькнуло у нее в голове. Она слышала об этих ненасытных жестоких тварях. Ей ни за что не спастись. Она гребла все быстрее. Ноги начало сводить судорогой. Страх разрывал душу на части. Она чувствовала, что ужасная, отвратительная, зубастая смерть все ближе и ближе. Ее нервы не выдержали, и она потеряла сознание…

Легкая папирусная лодочка осторожно прокрадывалась среди камышей. Здоровенный чернокожий кушит, словно вымазанный сажей, сидел на корме и управлялся с шестом. Его мускулистые руки и обнаженная грудь поблескивали капельками пота. На носу лодки стоял высокий плечистый юноша и высматривал уток в зарослях камыша. Наготове он держал высокий боевой лук и тонкие стрелы. Кроме набедренной повязки в виде фартука, юноша носил широкое ожерелье, что выдавало в нем благородное происхождение.

Кушит вслушался в темноту. Шепотом он предостерег:

— Господин, дальше плыть опасно. Здесь живут крокодилы. Если мы их потревожим, то угодим на завтрак в виде закуски.

— Ты их боишься, Хуто? — усмехнулся юноша.— У нас лук и два копья.

— Если просто крокодил нападет на нас — это не страшно. Но если сам речной дух явится за нами, то обязательно утащит с собой,— забормотал кушит, округляя глаза.— Вы, египтяне, не верите в него, а мы, кушиты, его очень боимся. Речного духа не берет ни стрелы, ни копье.

Где-то рядом послышался всплеск.

— Жутко мне, господин,— продолжал нудно бормотать кушит.— Солнце еще не взошло. Ничего не видно. Какая тут охота! Речной дух может подкрасться незаметно и утащить на дно. Ваш отец, уважаемый Хеви Меремос, был бы очень недоволен, узнав, чем вы занимаетесь в столь ранний час.

— Прекрати,— беззлобно прервал его юноша.— Причем здесь мой отец? И с чего ему сердиться на меня? Ты, со страху, не понимаешь, что плетешь. Такой сильный — и трусливый.

— Нет, господин,— обиделся кушит, гордо выпячивая грудь.— Хуто ничего не боится.

— А Эйю боишься? — издевался юноша.

— Эйя — правитель! — многозначительно протянул Хуто.— Богов и правителей надо бояться.

— Да.— Юноша опустил лук.— Как только этот пройдоха стал фараоном… Все же вынудил Анхесенамут взять его в супруги. Как мы только с отцом не старались, но предотвратить этот брак не смогли. Я, даже в Хатти ездил по поручению отца. Видел самого лабарну Суппилулиуму.

— Самого лабарну! — не удержался от восклицания Кушит, забыв о речном духе.— Говорят, он страшный: нос, что рыло у кабана, рога на голове и клыки торчат.

— Это все выдумки жрецов. Лабарна — нормальный человек и мудрый правитель. Эйе, с его священной лысиной далеко до Суппилулиумы.

— Не надо так говорить про правителя. Боги не простят,— опять запричитал кушит, но вдруг что-то заметил на воде.

— Эй, господин, смотрите, чей-то корабль плывет.

— Интересно.— Юноша вгляделся.— Судя по корме в виде бычьего рога, да по подводному тарану… Никак финикийские пираты пожаловали.

— Господин, а корабль горит.

— Они, наверное, после удачного набега, на радостях напились, да нечаянно подожгли корабль. Ну и пусть горит.

— Вы видели? — крикнул кушит.

— Видел. Кто-то спрыгнул в воду. Наверное, пленник или раб сбежал.

— Несчастный раб,— с сожалением произнес кушит.— Слышите, в камышах возня. Это речной дух поплыл за добычей.

— Надо спасти человека,— решил юноша.— Направь лодку к нему. Быстрее!

— Нет! Боюсь! — заупрямился кушит, вцепившись в шест.

— Ты же — воин,— упрекнул его юноша.— Если я расскажу твоим, каков был Хуто на охоте —тебя заставят носить женскую одежду.

— Речной дух будет мстить,— предупредил Хуто.

— Пусть мне мстит. Я его не боюсь. Вперед! — успокоил его юноша.

Кушит орудовал шестом, а юноша отложил оружие и достал со дна лодки весло. Легкое папирусное суденышко, словно перышко, заскользило по воде. Небо постепенно светлело. Юноша уже хорошо различал несчастного пловца, опиравшегося одной рукой на доску. И вдруг! Он заработал веслом еще быстрее. За пловцом, уверенно рассекая воду, плыл крокодил. Плыл неторопливо, как бы наслаждаясь мучениями своей жертвы.

— Быстрее! — крикнул юноша кушиту и схватил копье.

Он поднялся во весь рост. Когда крокодил раззинул зубастую пасть и хотел схватить добычу, юноша изогнулся и метнул копье. Наконечник угодил прямо в глаз зверю. Тот подпрыгнул из воды, показав свои уродливые лапы. Юноша схватил второе копье, но крокодил уже ушел на глубину, оставляя за собой темную полосу. Копье всплыло неподалеку.

— Уходим скорее! Мы рассердили речного духа,— заныл кушит, стуча зубами от страха.

— Надо вытащить человека,— настаивал юноша.— Этих священных тварей сейчас много сюда соберется на запах крови.

— Мы пропали! — скулил кушит.

В это время корабль пиратов уже во всю пылал. Вспыхнул парус. С корабля прыгали люди. Раздавались крики отчаяния и призывы о помощи. Юноша и слуга-кушит замерли на мгновение, когда мимо них, к пылающему кораблю проплыли несколько тварей. Они вытащили из воды бесчувственное тело.

— О Боги! — воскликнул кушит.— Девушка! Да какая красивая. Это, наверное, Богиня водяных лилий.

— Ты думаешь, мы спасли дочь Исиды от речного духа? — не меньше Хуто удивился юноша.— Греби скорее к берегу. Она жива.

Лодка врезалась носом в илистый берег. Юноша вытащил оружие. Кушит, словно ребенка, на своих мощных руках вынес спасенную девушку и уложил на траву.

Юноша загляделся на красивое нежное лицо Асмуникал, и сердце бешено заколотилось в груди.

— Как она прекрасна,— произнес он.— Я еще ни видел таких совершенно правильных очертаний. Любой рисовальщик был бы счастлив нарисовать ее портрет. Она так же прекрасна, как наша госпожа Анхесенамут.

— Господин, разве можно так говорить,— покачал головой кушит, рассудив слова юноши, как недостойные.— Нельзя сравнивать правительницу, посланную Богами с простой смертной тварью.

— Откуда ты знаешь, что она смертная,— обиделся юноша.— Вдруг, это правда — дочь матери Исиды.

— Я немного разбираюсь в надписях. У нее в руке глиняные таблички с хеттскими иероглифами.

Юноша осторожно разжал холодные побелевшие тонкие пальцы Асмуникал, взял табличку и повернул ее к свету.

— Послание к нашей правительнице,— удивленно прочитал он,— от великой таваннанны. Надо девушку немедленно доставить в Пеку. Беги! Пригони сюда мой корабль!

Сознание урывками возвращалась к Асмуникал. Как сквозь пелену она увидела над собой голубое небо и высокий парус. От страшной мысли, что она еще у пиратов, девушка вздрогнула. Но безбородый юноша с мужественным лицом ее успокоил. Поднес к губам слабого вина. Приятное тепло разлилось по телу, и девушка вновь провалилась в забытие. Помнилось прикосновение заботливых ласковых рук. Ее принуждали пить горьковатую жидкость. Потом возникли страшные видения и фантастические картины. Она от кого-то убегала. За ней гнались, хотели схватить, убить, разорвать на части. Музыкант сидел рядом и на иннцинаре назойливо теребил одну и ту же струну, издавая противный дребезжащий звук. В конце кошмар оборвался, перейдя в приятный сладкий сон.

Асмуникал очнулась неожиданно. Вдруг ей почудилось, что крокодил вот-вот настигнет ее. Она вздрогнула всем телом, но с удивлением почувствовала, что лежит на мягкой подстилке. Сердце заколотилось рывками. Неужели она все еще на корабле, захваченная пиратами? Но нет. Качки не было. Да и потолок высокий, не как в вонючей коморке пиратского судна. Асмуникал приподняла голову. Она лежала на кровати под пологом из тонкой полупрозрачной ткани. В уютную маленькую комнатку проникал солнечный свет сквозь широкое окно с узорчатыми решетками. Стены искусно расписаны яркими красками. На картинах испуганные птицы взлетали из камышей; дикий кот приготовился к прыжку, наметив жертву; смоковница расцвела пушистым букетом; бабочки с пестрыми крылышками порхали над яркими цветами.

Асмуникал не знала, что и подумать. Где она оказалась? Такую богатую обстановку и чудесную роспись она видела только в покоях таваннанны.

Неслышно вошла девушка в желтой короткой одежде. Увидев, что Асмуникал открыла глаза, она тот час выбежала. Асмуникал услышала шуршание шагов в легкой обуви и нежный щебет женских голосов. Девушка села на кровать, поджав под себя ноги.

Страха она не испытывала. Чутье ей подсказывало, что она находится у добрых людей.

Шаги и голоса приближались. В комнату пахнуло нежным ароматом цветущих персиков. В окружении служанок появилась тоненькая хрупкая девушка небольшого роста, но необычной красоты. Во всех ее чертах и движениях присутствовала какая-то особая женская грация и нежность. Она передвигалась легкой поступью, словно мотылек порхает с цветка на цветок. Белоснежная одежда, все в мелких складках, скрывала плечи и напоминала крылья птицы. Узенькую талию перехватывал широкий красный пояс, концы которого свободно свисали и оканчивались пушистыми кисточками.

Она подошла поближе, и свет из окна упал на ее круглое личико. Асмуникал поразили большие черные глаза. В такие глаза, глубокие и влажные, словно горные озера, можно влюбиться с первого взгляда. Маленький носик с широкими ноздрями чуть вздрагивал. Правильные пухленькие губки все время пытались улыбнуться. Тонкие брови были слегка подведены и лежали на гладком лбу ровными дугами. Полные розовые щеки — словно две половинки спелого яблока. Густые черные волосы сплетены в замысловатую прическу и перехвачены жемчужными нитями.

— Ты, наконец, проснулась,— произнесла девушка на плохом шумерском. Голос у нее звучал мягко с бархатными нотками.

— Где я? — робко спросила Асмуникал, прижимая ладони к груди.

— Ты в великом городе Пека, в доме правителей Та-Кемет. Ты долго болела. Уже семь дней прошло, как тебя привез Тоа, сын Хеви Меремоса.

— О, добрая госпожа, спасибо, что приютила меня,— поблагодарила ее Асмуникал.— Но как зовут тебя? За чью доброту я должна молить Богов, чтобы они даровали тебе счастье?

— Меня зовут Анхесенамут,— просто ответила девушка.

— О Боги! — Невольно вырвалось у Асмуникал. Да ведь, перед ней сама правительница обоих земель Та-Кемет. Как она сразу не заметила в ее черных густых волосах золотой обруч с головой кобры — Уреус, символ божественной власти.

Асмуникал, в смятенье, хотела упасть на колени перед правительницей, но Анхесенамут нежно обняла ее за плечи и села рядом на постель.

— Не бойся меня,— сказала она ласково. Ее лицо осветила завораживающая улыбка.— Тоа передал мне послание от таваннанны Фыракдыне. Она просит тебе помочь. Я сделаю все, что в моих силах.

— Ты так великодушна,— попыталась поблагодарить ее Асмуникал.

— Мы стали переписываться с таваннанной Фыракдыне, когда я была еще ребенком. По-прежнему ли она здорова и красива?

— Ее красота не увядает,— ответила Асмуникал,— несмотря на то, что она родила троих сыновей.

— Хорошо иметь сыновей,— вздохнула правительница.

Асмуникал показалось, что ее собеседница чем-то опечалилась. Но вмиг тень горечи улетучилась с лица правительницы и она спросила:

— Расскажи, что привело тебя ко мне. Ведь ты проделала длинный и опасный путь. Только огромное желание заставит такую чудесную и, в тоже время, беззащитную девушку пуститься в странствие, невзирая на опасности.

Асмуникал поведала ей свою печальную историю о том, как лишилась молодого супруга. Старая женщина нагадала, что он жив, и только она — Асмуникал, может найти его. Она бросила маленького ребенка и тайно убежала из дома. Проделав длинный опасный путь, она оказалась здесь.

Анхесенамут внимательно выслушала рассказ, приоткрыв свой алый ротик. Она впитывала в себя каждое слово с детской доверчивостью. Когда странница закончила, правительница грустно улыбнулась и еще крепче обняла ее.

— Ты очень любишь его? — вдруг спросила она, заглядывая своими глубокими глазами прямо в сердце Асмуникал.

— Очень! — призналась девушка.— Ради него я пошла против воли отца: согласилась, чтобы меня выкрали.

— Как интересно! — оживилась правительница.— Расскажи мне, пожалуйста, эту историю.

Асмуникал рассказала и про свое непростое замужество. Анхесенамут во время рассказа искренне переживала и звонко смеялась. Но после грустно вздохнула:

— Я тоже любила своего Туто. Но он ушел на запад, даже не прижав меня, как следует, к сердцу. Ему едва минуло восемнадцать, а Осирис уже увел его из моих объятий, заставив скорбеть и безутешно плакать. Такова расплата за грехи моего отца, фараона Эхн-Атона. Но мы найдем твоего Улию,— встрепенулась она.— Я прикажу Тоа. Он, со своими кушитами, перевернет все вверх дном. Тоа очень смелый. Он никого не боится, даже жрецов.

Уже через три дня Тоа доложил правительнице, что его люди обыскали все темницы, подкупили всех стражников, выведывая про пленников, обошли все невольничьи рынки.

— Что-нибудь нашли? — нетерпеливо спрашивала Анхесенамут.

— В темнице храма Осириса томится один странный пленник. Мне показали его мельком. Лица я не разглядел. Но он, точно, с севера.

Стражник снял с него пояс с медными бляхами. Я выкупил это пояс.

— Где он? — задыхаясь от волнения спросила Асмуникал.

Тоа показал полоску прочной кожи с круглыми медными бляхами.

— Знак Еникея! — воскликнула Асмуникал, теряя сознание.

Четверо здоровенных, обнаженных по пояс раба плавно несли богатые носилки. Еще один раб шествовал сзади с опахалом из перьев. Он старательно обмахивал толстого сановника-писца, развалившегося в носилках на мягких подушках. Желтая с зеленым дорогая тонкая одежда облегала его жирное тело. Широкое ожерелье на плечах и груди показывало, что он — важная персона. Небольшая белая шапочка защищала его голову от солнца. В важном писце без труда можно было узнать постаревшего Иссихассу.

Рабы подняли носилки по широкой каменной лестнице к высоким колоннам величественного храма Осириса. Невольники осторожно опустили носилки на землю, сами же встали на колени и уткнулись лицами в землю. Пятый раб отложил опахало и надел на ноги Иссихассы мягкие сандалили из полосок кожи. Сановник тяжело поднялся с подушек, вознес короткую молитву и вошел в храм. Пройдя колоннаду, он очутился в просторном храмовом дворе. Миновав алею сфинксов, сановник оказался перед величественным изваянием льва с человеческой головой. Чудовище загадочно глядело куда-то вдаль. Между его лап, в груди зиял узкий проход.

Иссихасса направился во чрево сфинкса. Жрецы-охранники с почтением склонили головы.

Иссихасса спустился по крутым ступенькам глубоко вниз. На него пахнуло сыростью, смрадом нечистот, потных тел и разлагающихся трупов. Из подземелья пахло смертью. В сыром просторном коридоре слабо чадили масляные лампадки. Кругом с потолка и со стен свисали бронзовые цепи. В одной из цепей болталась полу истлевшая человеческая рука. Под ногами хрустели кости. Смрад становился невыносимым. Иссихасса вынул платочек и зажал им нос. Дальше послышались слабые стоны. Стали попадаться живые люди, висящие в цепях, если эти кожаные мешки с костями можно было назвать людьми.

Глаза Иссихассы злорадно заблестели, на лице заиграла кровожадная улыбка. Он направился к стене, к которой по рукам и ногам был прикован голый исхудавший человек.

— Я пришел тебя убить,— прошипел довольно Иссихасса.

Улия с трудом поднял на него потускневшие глаза, но тут же вновь опустил их. Еле заметные искорки гнева и презрения мелькнули в изнеможенном взгляде.

— Узнал меня, щенок. Я вымещу на тебе всю, накопившуюся во мне злость. Я буду прокалывать твое тело раскаленными иглами, пока ты не издохнешь от боли.

Улия продолжал хранить молчание. Казалось, ему все равно. Иссихасса вынул несколько длинных иголок, снял со стены масляный светильник и принялся нагревать иглу. Все это он делал перед самым носом своей жертвы. Руки у него дрожали от нетерпения. Даже начинал злиться, что игла медленно накаляется.

Еще больше бесило то, что Улия нисколько не испугался. Тогда Иссихасса заорал с пеной у рта:

— Боишься? Я вижу, что боишься! — Никаких эмоций не отразилось на лице пленника.— Сейчас ты у меня заорешь! Ты будешь долго умирать. Потеряешь сознание от боли, а я приведу тебя в чувства и продолжу. Так будет длиться долго, пока все тело не покроется кровоточащими язвами. Тебе очень повезет, если сдохнешь дня через три. Я буду приходить и придумывать новые пытки. Ну, что, ты готов? — Иссихасса оторвал от пламени покрасневшую иглу.— Теперь вспомни лабарну Суппилулиуму, вспомни Фазаруку, Цулу, своего отца — всех этих грязных баранов, которые изгнали меня. Они тебе не помогут. Я буду мстить.

Иссихасса стал медленно подносить иглу к лицу Улии.

— Остановись! — услышал он сзади.

Рука его дрогнула. Игла упала на пол. Иссихасса обернулся, готовый кинуться с кулаками на того, кто посмел ему мешать. Но, увидев перед собой высокого Тоа и четверых вооруженных чернокожих кушитов, передумал. Ужасная догадка молнией мелькнула у него в голове. Нет! Это невозможно! У него хотят отобрать пленника. То же самое, что у ребенка отобрать любимую игрушку.

— Пленника мы забираем по приказу правительницы,— сказал Тоа, тоном, не принимающим никаких возражений.

— Это мой раб,— возмутился Иссихасса.

— Тебе за него заплатят,— холодно успокоил его Тоа и приказал своим воинам вынуть несчастного из цепей.

Кушиты освободили Улию. Обессиленный пленник упал к ним на руки.

Иссихассе сделалось дурно. Он был близок к помешательству. Как же так? Пришли и нагло забрали его собственность, а он ничего не может сделать.

— Это мой раб! — завизжал он, кидаясь на кушитов.

— Как ты смеешь ослушаться правительницу,— рассердился Тоа и отшвырнул его в сторону.— Забыл, кто ты есть?

Иссихасса подполз к нему на коленях и взмолился:

— Оставь мне его, хоть на час. Я тебе заплачу. Возьми все, что у меня есть. Я сделаю все, что ты захочешь…

— Мне от тебя ничего не нужно, убийца,— с презрением бросил Тоа и отвернулся.

Воины ушли, а Иссихасса остался стоять на коленях, уткнувшись лбом в сырой вонючий пол и молотил, в бессильной ярости, по нему кулаками. Из горла его вырвались жуткие рыдания похожие на вой. Вскоре, он забился в истерике.

Улию вынесли на солнце. От свежего воздуха пленник потерял сознание. Его опустили на теплый песок. Кушиты встали на колени перед правительницей. Анхесенамут взглянула в лицо изможденному юноше, затем спросила у Асмуникал:

— Это он?

Вместо ответа Асмуникал опустилась рядом с юношей и ласково погладила его черные густые кудри, а из ее глаз закапали слезы. Анхесенамут сама, глядя на них, не смогла сдержаться и заплакала.

Вдруг все кушиты, и даже Тоа, склонили головы. Анхесенамут обернулась и увидела перед собой величественную фигуру фараона Эйи в окружении ассирийских телохранителей. Мудрейший Эйя сменил свою белую жреческую одежду на желтую просторную накидку. Широкое ожерелье покрывало его плечи. Голову фараона покрывал платок в синюю полоску. Свободные концы его спускались на плечи. Золотой Уреус сверкал на лбу. Узкие стеклянные глаза с, чуть заметным удивлением, взирали на всю эту сцену. Рядом, словно каменное изваяние, застыла верховная жрица Исиды, Раннаи. Ее поза была неизменна: подбородок гордо вздернут вверх, правая рука покоилась вдоль тела, левая прижимала к груди цветок лотоса.

Бесцветная щель на лице фараона раздвинулась, и он строго спросил:

— Что здесь происходит? Кто эта девушка?

— Она под моим покровительством,— смело ответила Анхесенамут,— приехала из далека, чтобы найти своего мужа. Я помогаю ей.

— Очень благородно. Вы сделали поступок, достойный великой правительницы,— произнес Эйя многозначительно.— Но это милое создание, конечно же, родом из Хатти и привезла послание от таваннанны. Я прав?

— Да,— не смущаясь ответила Анхесенамут, но при этом щеки ее покраснели.

— Уважаемая супруга даст мне прочесть его? — в вопросе слышалась не просьба, а, скорее, приказ.

— Послание касается только меня.

— Конечно, конечно,— согласился Эйя со змеиной улыбкой.— Но однажды ваша переписка чуть не столкнула Хатти и Та-Кемет. Мне стоило больших трудов уладить конфликт. В таких делах нужно быть весьма осторожным. Политикой должны заниматься мужчины. Я не хочу вас огорчать, уважаемая супруга, но вы нисколько не похожи на правительницу Хатшепсут. То была властная и чрезвычайно жестокая женщина. Она, не задумываясь, посылала своих подданных на смерть. Ей не свойственна и чужда была сентиментальность. Хатшепсут, даже, клеила себе бородку, как у фараонов-мужчин — ничем не хотела уступать остальным. На вашем милом личике такая бородка абсолютно не будет смотреться.

— Я согласна с вашими доводами, уважаемый супруг,— холодно ответила Анхесенамут.— Пусть политикой занимаются мужчины. Но что это за мужчины, которые в политику мешают столько грязи и крови.

— Эти три вещи неразделимы,— парировал Эйя.— Попробуй вырастить сад, не замаравшись в удобрении. Так, где же послание.

— Вот оно.— Анхесенамут протянула ему глиняную табличку.— Дело нисколько не похоже на то, когда готовилось подлое убийство мирных послов во главе с сыном лабарны.

Бесстрастное лицо Эйи посерело, но он спокойно сказал:

— Не пойму, на что ты намекаешь? Муватили убили амореи. Сейчас эти бандиты восстали и жгут наши города.

Эйя очень внимательно прочитал содержимое послания и вернул табличку правительнице со словами:

— Прошу прощения за свою назойливость. Вы были правы: письмо касается только ваших личных дел. Но откуда же взялся этот юноша?

— Он находился в охране Муватили.

— Чего валяетесь! — прикрикнул Эйя сердито на кушитов. – Несите бедного юношу во дворец. Он нуждается в отдыхе и уходе.

Воины бросились исполнять приказ. Анхесенамут подошла вплотную к фараону, заглянула ему прямо в глаза и настойчиво попросила:

— Клянитесь в этом храме, перед Богами, что не причините зла этому юноше и этой девушке.

— Клянусь! — сдался Эйя.

Когда правительница со свитой удалилась, он искоса посмотрел на Раннаи. Лицо жрицы оставалось непроницаемым, словно каменный сфинкс.

— Жду тебя вечером. Нам надо о многом переговорить.

— Слушаюсь. Целую прах у ног твоих,— коротко ответила Раннаи с изящным легким поклоном.

К вечеру Улия чувствовал себя лучше. Слабое вино, чечевичная похлебка и заботливые руки супруги вернули ему силы. Вскоре он забылся глубоким сном. Асмуникал счастливая сидела у изголовья его ложа и не могла наглядеться на любимое лицо.

Анхесенамут восседала на низенькой скамеечке в саду возле куста распустившейся смоковницы и беззвучно плакала, опять вспоминая своего Туто.

Эйя из-за колонны украдкой наблюдал за ней. Холодные черты его надменного лица постепенно смягчались. В глазах появилась теплота. Бронзовое сердце непривычно сбивалось с размеренного ритма. Какие-то новые чувства зарождались в ледяной душе великого жреца — чувства неведомые ему до сей поры. Он боялся этих чувств, но не мог их прогнать — не в его это силах.

Хему рисут отвлек Фараона, сообщив, что его ожидает великая жрица Раннаи.

— Скверно складываются наши планы,— сказал Эйя прямо с порога, затем, жестом приказал слугам удалиться.— Твой Иссихасса наделал столько глупостей, что нам теперь век не выкрутиться.

— В чем же заключается его глупость?

— В том, что он оставил в живых одного из охранников Муватили. Приволок его зачем-то сюда, вместо того, чтобы прикончить на месте. Как мне теперь поступить? Я вынужден, под уговорами правительницы, отпустить его. Представляешь, что будет, когда Суппилулиума узнает, что его сына убили не амореи, а воины Та-Кемет?

— Но, угодный Амону, ты сам поступил неверно,— попыталась упрекнуть его Раннаи.— Зачем позволил забрать пленного из темницы? Пусть бы Иссихасса его прикончил.

— На глазах у Тоа? А что бы я по этому поводу сказал Анхесенамут? — Голос Эйи предательски дрогнул. Раннайи сразу уловила странные нотки, но не подала виду.

— Какое нам дело, что взбредет в голову этой мягкотелой девчонке,— слова прозвучали, словно шипение змеи. В полумраке комнаты злым огоньком сверкнули ее глаза.— Ты теперь правитель, а она — твоя супруга, и должна во всем подчиняться тебе.

— Хорошо, пока оставим это,— Эйя с трудом подавил в себе возмущение.— Попробуем у этой девушки и ее возлюбленного купить молчание. Есть другая проблема. Сегодня я получил очередное послание из Библа. Послушай-ка, что пишет наш номарх Рибадди. Если не ошибаюсь, это послание уже шестьдесят пятое.

Эйя хлопнул в ладоши. Появился хему рисут со свитком папируса, низко поклонился и начал монотонно читать:

— Я прах у ног твоих, под сандалиями моего господина…

— Не это, дальше,— перебил его фараон.

— Семь и семь раз падаю ниц на землю, на живот, на спину…

— Можешь идти,— отпустили чтеца Раннаи.— Я знакома с этими посланиями. Но в том твоя вина, Великий, что племена Хабиру восстали. Жрецы знают, про разграбления городов, принадлежащие Та-Кемет. Ты хочешь пожаловаться мне, что не способен управлять государством? Где же твой холодный ум, хитрость и расчетливость, коварство, наконец? Ты устал? Но тебе нельзя уставать. Отдых тебя ждет только в царстве великого Осириса.

— Я не могу вершить мудрую политику. Когда какой-то полусумасшедший идиот мешается у меня под ногами. От него вреда больше, чем от Хеви Меремоса.

— О чем ты? Кто тебе мешает? — Раннаи сделала удивленные глаза.

— Сейчас объясню. Тебе известно, кто предводитель грязных амореев?

— Какой-нибудь мелкий обиженный правитель или вождь.

— Не отгадала. Главарь — один из недобитых сановников, все из того же посольства хеттов. Как тебе это нравится?

— И здесь ты все хочешь свалить на Иссихассу. У тебя есть доказательство его вины?

— Прочитай,— Эйя взял со столика свиток папируса и передал жрице.— С этим посланием ты вряд ли знакома. От самого главаря повстанцев.

—…Голову и правую руку Иссихассы,— прочитала вслух Раннаи.— Но мы не намерены лишаться верного слуги. Мы готовим его для ответственного дела.

— Для очередного убийства? — усмехнулся Эйя.— Найдете другого. Ты слышала, что он среди ночи прирезал двух своих слуг и раба. Потом нес какой-то бред, что этих слуг подослал Суппилулиума, раб был вовсе не раб, а призрак Тушратты. В содеянном не раскаивается. Зарезал людей, словно червей раздавил.

— Если ты выдашь его главарю Хабири, тем самым надеешься утихомирить бунт?

— Из угроз видно, что Хабири не прочь наведаться в Нижнюю страну. Я могу выслать им навстречу армию. Но во что нам обойдутся потери? Амореями предводительствует умелый полководец, если под его натиском города трескаются, как орехи. Сам Рибадди дрожит от страха. Ему-то я верю.

— Пусть будет по-твоему, Я поговорю с мудрейшими,— поколебавшись, согласилась Раннаи.— Теперь самое главное, что нам предстоит сделать. Жрецы поручают тебе помочь правительнице Анхесенамут воссоединиться со своим первым мужем.

Эйя ничем не выдал волнение, но в душе весь закипел.

— Не слишком ли беспощадны наши отцы? — еле разжимая бескровные губы, произнес он.

— Таково их мудрое решение и воля Богов,— отчеканила каждое слова Раннаи.— Анхесенамут слишком нежный цветок. Правительница сейчас нужна волевая и мудрая.

— Разве я плохо справляюсь с государственными делами?

— О тебе разговор не идет. Каста тебя высоко ценит. Но Анхесенамут со своими вечными капризами и причудами доставляет нам много неприятностей. Ей безропотно подчиняется Хеми Меремос. А у него несколько тысяч хорошо обученных кушитов. Все наши попытки отравить его или наслать порчу окончились неудачно.

— Я переговорю с военачальником Хоремхебом, на счет Хеви Меремоса,— пообещал Эйя.— Но неужели каста жрецов, бессильная против мужчины, решила перенести свой гнев на женщмну?

— Твои речи вряд ли понравятся жрецам.

— Я должен знать, кто займет место правительницы.

— Я! — твердо и не без гордости объявила Раннаи, с вызовом глянув в лицо фараона.

— Но ты же чистая жрица,— удивился Эйя.

— Так что ж?

— Та-Кемет нужен будет наследник. Мне, Верховному жрецу Амона и фараону придется совершить тяжкий грех, совокупившись с тобой.

— Можешь не бояться за свою душу,— холодно с презрением ответила Раннаи.— Каста упросит самого Осириса возлечь на мое ложе и зачать божественного наследника.

— Интересно, в чьем обличии? — неосторожно пошутил Эйя.

— Твои насмешки непочтительны, хоть ты и правитель,— гордо произнесла оскорбленная Раннаи.

— Неужели вам не жалко убивать это дитя.

— Дело касается благополучия великой Та-Кемет. Никаким чувствам не может быть места. Чем очаровала тебя эта кукла? Из сильного скарабея, мудрой кобры, ты превращаешься в жалкого слизняка.

— Ну что ты. Ни в коем случае,— вполне серьезно заверил ее фараон.— Если я хоть немного размякну, каста сразу меня отправит к Осирису. Я готов сделать все, что прикажут.

— Тогда слушай.— Раннаи достала из складок одежды маленькую коробочку.— Завтра праздник Амона. Состоится праздничное шествие. Здесь в коробочке камень бирюзы. Задняя его часть отполирована, словно лезвие. Камень облит сильным ядом. Пусть ювелир вставит этот камень в праздничное ожерелье правительницы. К вечеру она умрет.

Раннаи протянула коробочку с отравленным камнем Эйе и удалилась.

Эйя устало опустился на стул. К нему на колени тут же прыгнул рыжий пушистый кот. Он потерся о руку фараона и сладко заурчал.

— Вся жизнь — езда на колеснице,— стал объяснять ему Эйя смысл бытия,— того и гляди вылетишь и сломаешь себе шею. Приходится цепляться обеими руками за скользкий поручень. Я, великий жрец, столько рвался к власти: хитрил, унижался, льстил, плел интриги. Моя голова, порой, разламывалась от забот. Из скольких безвыходных положений я выходил с честью. Пережил трех правителей, и все это время был в почете. С каким трудом мне удалось втиснуться на трон. Так что ж? Каста жрецов вяжет меня по рукам и ногам. Они диктуют мне, фараону, свою волю. А кто они были? Изгнанники, нищие. Их я поднял из грязи. Теперь же, они главенствуют надо мной. Мало им смерти Тутанхомона, теперь решили погубить и это прекрасное творение богов — Анхесенамут. Черствые грубые твари, а еще называют себя мудрейшими служителями Богов. На ее место лезет эта гадюка — Раннаи. Ей найдут здоровенного раба, который сделает всем нам наследника. Этого раба сразу же убьют. А когда появится наследник,— его рот скривился в горькую усмешку,— наступит моя очередь. А зачем я им буду нужен? Постаревший, хитрый, опасный, к тому же, полюбивший Анхесенамут. Я, действительно ее полюбил? — не то спросил, но то признался сам себе фараон.— Каменный жрец раскис. Слизняк. Мертвец. Каста меня приговорила. Осталось только ждать своего часа или…— он задумался,— действовать самому.

Он резко встал. Кот скатился с колен. Пушистый комок припал к полу, а зеленые глаза с недоумением смотрели на хозяина.

Хоремхеб низко поклонился при виде носилок фараона. Носилки легко опустились на землю. Эйе надели сандалии, и он подошел к военачальнику.

— Приветствую тебя, великий Хоремхеб.

— Навеки твой раб,— ответил тот.

Хоремхеб здоровый коренастый, настоящий воин, хоть и невысокий, зато сила в нем чувствовалась не дюжая. Он призирал доспехи и из всей одежды носил только набедренник, воинское медное ожерелье, да боевые браслеты на мощных руках. Начищенный широкий медный обруч защищал его бугристую голову. На скуластом лице с квадратным подбородком виднелось пара шрамов. Глаза колючие, смотрели пронзительно и внимательно.

— Я хотел бы осмотреть войска,— объявил Эйя.

— Войска готовы встретить тебя,— любезно ответил Хоремхеб хриплым голосом.— Они выстроились за холмами.

— Вели подать колесницы.

Один короткий взмах руки военачальника, и тут же подкатили две легкие колесницы, запряженные парами высоких коней.

— Давно не ездил.— Эйя с удовольствием взошел на колесницу и взял в руки вожжи. Хоремхеб прыгнул во вторую. Повозки медленно покатили, следом побежали телохранители.

— Мне надо поговорить с военачальником наедине,— сказал Эйя.

Но телохранители продолжали бежать за колесницами.

— Вы слышали, что сказал правитель! — рявкнул Хоремхеб так, что у Эйе мороз пробежал по коже.— Пока он со мной, ему никто не угрожает.

Охрана остановилась, а правитель с военачальником продолжили путь.

— Я внимательно слушаю тебя, солнцеподобный,— смиренно сказал Хоремхеб.

— Мы давно знаем друг друга,— начал Эйя.— Можем говорить откровенно?

— Я твой слуга.

— Мне нужна твоя помощь.

— Что я слышу,— Хоремхеб заговорил уверенней.— Верховный жрец и правитель просит помощь у своего раба.

— Перестань! — прервал его Эйя.— Жрецы пытаются отравить Меремоса, потому что он лезет не в свои дела. Но я-то знаю, что Хеви, хоть и умен, но не настолько, чтобы так хитро плести интриги.

— Бедный Хеви,— усмехнулся Хоремхеб.— Хорошо. Буду с тобой откровенен. Я вижу, что каста тебя совсем замучила и скоро надеется избавиться от твоей особы, как от старого коня. Хеви Меремос делал только то, что я ему приказывал.

— Неужели,— Эйя был сильно удивлен.— Призвать на трон гиксоса — тоже твоя идея?

— Да.

— Но на что ты надеялся?

— На тупость жрецов. Я прекрасно знал, что сына лабарны убьют.

— Безумец! — негодовал Эйя.— А если бы Суппилулиума выступил против нас?

— Он бы проиграл,— спокойно ответил Хоремхеб.

— Но ты все время твердишь, что армия слабая и голодная.

— Взгляни, правитель! Это — твоя армия.

Они выехали на вершину холма, и Эйя увидел перед собой длинные шеренги воинов. Нескончаемая стена из прямоугольных щитов. Лес копий. Тысячи колесниц.

Хоремхеб вскинул вверх руку с жезлом военачальника и крикнул:

— Птах!

— Птах! — в ответ громыхнула часть войска, вскидывая копья.

— Амон!

— Амон! — громыхнула вторая.

Ураган колесниц, с диким грохотом, промчался перед фараоном, поднимая тучи пыли. Легкая пехота выпустила вверх тучу стрел так, что на мгновение затмило солнце.

— Но откуда? — изумился Эйя.— Казначей не может найти столько золота.

— Маиа предан мне душой и телом. Сколько мне потребуется золота, столько он мне его даст. Я затеял вражду Хеви Меремоса со жрецами, чтобы мне не мешали создавать сильное государство. Не обижайся. Ты — фараон, но у меня больше власти. Почти все номархи принадлежат к касте воинов и подчиняются только мне.

— Теперь я понял это,— согласился Эйя.— Но откуда ты так хорошо знаешь жрецов. Ведь они ни о чем не догадываются, хотя у них повсюду глаза и уши.

Хоремхеб рассмеялся.

— Меня самого в детстве готовили в жрецы. Да беда в том, что я в науках не силен, за что частенько меня били палками. В конце концов, вышвырнули из храма в войско. Но, зато, я умел лучше всех править колесницей, мне не было равных в сражении на мечах. А самое главное: если я смотрю на врага, то вижу все его слабые стороны.

— Из твоих слов я понял, что каста воинов имеет больше власти, чем каста жрецов?

— Беда вашей касты в том, что среди жрецов слишком много мудрейших,— объяснил Хоремхеб.— А в касте воинов мудрейший только один — это я. Если кто думает, что он умнее, тут же понижается в звании.

— Я недооценивал тебя,— покачал головой правитель.

— Теперь, когда я открыл тебе все, откройся и ты мне. Поведай, что придумали жрецы, а я решу: помогать тебе, или подождать, когда тебя совсем затравят.

— Как ты догадываешься, меня хотят убить.

— Ну, это — само собой,— согласился Хоремхеб.

— Перед этим я должен убить Анхесенамут.

— Скверно! Дальше?

— Дальше к власти поставят Раннаи.

— А вот эту кобру туда пускать нельзя. Что ты намерен сделать?

— Я убью Раннаи, а в этом обвиню жрецов.

— Хорошо. Я поддержу тебя,— согласился Хоремхеб.

Когда они разъезжались, Эйя не выдержал и спросил:

— Объясни мне, как тебе удалось так сплотить армию и подчинить себе страну? Мудрейшие жрецы не смогли сделать и половину того, что удалось тебе.

— Ты, один из мудрейших людей в этом мире, а не можешь понять одной простой вещи,— вздохнул Хоремхеб.— Вы все в касте жрецов боретесь за свое благополучие, а я борюсь за счастье Та-Кемет. За горсть земли, что у тебя под ногами, я готов пролить всю свою кровь и ничего не потребовать взамен. Таков я — непобедимый Хоремхеб. Так я воспитываю своих воинов.

Эйя вошел в мастерскую придворного ювелира. Несколько мастеров и подмастерьев оторвались от работы и упали на колени перед вошедшим правителем. Эйя разрешил им подняться. Они вновь расселись за столы и продолжили работу. Правитель подозвал старшего мастера и приказал показать ему праздничные украшения правительницы. Ювелир подвел его к рабочему столу, где лежало широкое золотое ожерелье. Ровными рядами шли тонкие узоры. Между ними такими же ровными линиями сверкали драгоценные камни. Эйя нашел глазами полоску бирюзы. Сердце его болезненно сжалось, когда он представил, какую кончину готовили Анхесенамут. Правительница наденет ожерелье на свои круглые плечи. Отравленный камень вопьется в нежную кожу, и смерть потечет по жилам.

— Не подскажешь,— спросил он у ювелира,— кто чистит украшения верховной жрицы Исиды.

— Мудрейшая жрица Раннаи пользуется моими услугами,— ответил ювелир.— Вот ее украшения.— Он показал на соседний стол.— Завтра праздник, а серебро немного потускнело.

Эйя внимательно осмотрел ожерелье жрицы. Удача! Мягким голубым светом переливались камни бирюзы. Эйя открыл коробочку с отравленным камнем. Он подходил.

— Вот этот камень совсем тусклый и треснул,— Эйя указал на ожерелье.— Замени вот на этот.— Он протянул ювелиру коробочку.

— Все будет исполнено,— заверил ювелир, достав камень. Он, вдруг, вскрикнул от боли. — Осторожней,— предупредил его Эйя.— Грани наведены так тонко, что можно порезаться.

Правитель вышел в сад. Уходящее солнце позолотило прощальными лучами верхушки высоких пальм. С реки повеяло прохладой. В саду, все на той же скамье, сидела Анхесенамут. Рядом с ней стоял неутомимый страж Тоа, окрепший Улия и его верная супруга Асмуникал. Эйю скрывали густые заросли цветущего кустарника. Но он все слышал.

— Мы не знаем, как отблагодарить тебя,— взволнованно говорил Улия, обращаясь к Анхесенамут.— Ты самая добрая и самая справедливая на земле. Я перед тобой в вечном долгу.

— Не стоит так говорить, ведь у меня власть: хочу — освобождаю, хочу —наказываю. Вы свободны и счастливы, хоть и не имеете роскошных дворцов, больших армий, множество земель. У меня все это есть, но с какой бы радостью я променяла все это на простое людское счастье. Странно слышать такие речи из уст правительницы? — Смущенно улыбнулась Анхесенамут.— Подождите, сейчас это пройдет, и я вновь стану грозной и неумолимой.— Она попробовала нахмуриться, но после звонко рассмеялась.

— Возьмите на счастье,— Анхесенамут протянула Улии и Асмуникал два венка из голубеньких полевых цветков.— Мои любимые цветы,— произнесла она и грустно добавила: — Такой же венок я положила на золотую маску Тутанхамона, когда его готовили к другой жизни.

— Спасибо за доброту,— поблагодарила ее Асмуникал.

— Каждый обязан помогать любящим сердцам. Даже боги делают это с удовольствием. Я вам сейчас прочту очень древние стихи. Они воспевают силу любви. Послушайте внимательно:

Любовь к тебе вошла мне в плоть и в кровь,
И с нами, как с водой вино смешалось
Как с пряною приправой — померанец
Иль с молоком душистый мед.

О поспеши к Сестре своей,
Как на ристалище — летящий конь,
Как бык,
Стремглав бегущий к яслям.

Твою любовь — небесный дар,
Огонь, воспламеняющий солому,
Добычу бьющий с лету ловчий сокол.

Улия и Асмуникал ушли.

— Что прикажет, правительница Обоих Земель? — спросил Тоа.

— Ну какая же из меня правительница Обоих Земель, если я не выношу вида крови, не могу слышать, как пытают людей? Иногда мне бывает страшно. Непростительно быть такой правительницей. Боги приняли правильное решение, возвысив Эйю.

— Зачем ты так говоришь! — воскликнул отчаянно Тоа.

— Ах, оставь,— безнадежно махнула рукой Анхесенамут.— Уже ничего не вернуть и не исправить. Боги мудрее нас. Они знают, что делают: кому дарят счастье, а кому страдания. Проводи, лучше, наших друзей в дорогу.— Попросила она.

Тоа поклонился и ушел. Анхесенамут встала, протянула руки к уходящему солнцу и вместо молитвы прошептал:

Мы будем с тобою вместе,
И Боги разлучить нас не смогут,
Клянусь, что с тобой не расстанусь,
До тех пор, пока не наскучу тебе.

Эйя пошел прочь, не в силах больше слушать. Он понимал со всей ясностью, что Анхесенамут все еще грустит по Тутанхамону. «Неужели есть такое сильное непреодолимое чувство? — ужаснулся он.— Неужели и я заболеваю этой сладкой мучительной болезнью? Как можно! В мои-то годы? С моей гранитной волей!» Но в то же время, он почувствовал, что уже ничем себе не поможет. И зачем помогать?

Вдруг захотелось сделать что-нибудь хорошее для Анхесенамут. Пусть, даже, она не будет знать об этом. Даже лучше, чтоб она не знала. Он подозвал хему рисут.

— Слушай внимательно: сейчас из дворца вышли юноша и девушка. Они сядут в повозку и поедут из города. За центральными воротами Амона их ждет засада. Возьми десяток моих телохранителей, поведи их к воротам и убей всех бандитов. Но знай,— угрожающе прошипел фараон,— все должно остаться в тайне, иначе жрецы сделают тебя вечным узником храма Осириса. Оттуда живыми не выходят.

Слуга удалился. Эйя пожал плечами и с удивлением произнес:

— Неужели, я начал совершать добрые дела?

1«   ‹9›   ‹10›   ‹11›   »12

Книга первая. Восставшая из пепла

Книга вторая. Месть богов

Часть первая  Часть вторая

На страницу автора

-----)***(-----

Авторы: А(A) Б(B) В(V) Г(G) Д(D) Е(E) Ж(J) З(Z) И, Й(I) К(K) Л(L) М(M) Н(N) О(O) П(P) Р(R) С(S) Т(T) У(Y) Ф(F) Х(X) Ц(C) Ч(H) Ш, Щ(W) Э(Q) Ю, Я(U)