На страницу автора

1«   ‹11›   ‹12›   ‹13›   »15

Толстиков Николай Александрович
Угар
Глава двенадцатая

семейная сага

Городок принял Ивана в свои объятия, холодные и склизкие. К середине октября внезапно дало о себе знать раннее предзимье: не один день кряду моросил непрерывно нудный дождь, под которым превратились в жидкий студень не только городские дороги и тропы, а, казалось, раскисли, потеряли очертания мрачно насупившиеся дома, деревья, заборы, раскис сам воздух. Вечером повалил крупными хлопьями снег.

Иван, запахнув поплотнее полы фуфайки и надвинув на самые глаза козырек кепки, выбрался по переулочной грязи на центральную улицу, ступил на мокро блестящий под тусклым светом фонарей асфальт. Пути было только два: Или же повернуть направо, где обочь дороги загадочно светился окнами в нарядных шторах ресторан, или же податься налево – в сверкающий стеклом, как экраны множества поставленных друг на друга телевизоров, «чапок».

Иван выбрал последнее. Для гулянки в ресторации «длинный» рубль нужен, в фуфайке да сапогах туда не впустят, а тут наскреби горсть мелочи для «затравки» и… потом вынесут вперед ногами.

Сквозь мутные стекла было видно, что «чапок» до отказа набит народом. Дверь перед Иваном вдруг распахнулась, едва не сбив его с ног створкой. Через порог ныром вылетел с жалобным ойканьем мужичок и зарылся рожею в грязь.

– Нэ-эхароший чэлавек! – кратко резюмировал автор сокрушительного пинка в его задницу Магомет Юсупов, старшина милиции.

В «нехорошем человеке» Иван признал старого знакомца Деревянного Васю. Тот, поднявшись, стряхивал с одежонки ошметки грязи, терпеливо дожидаясь пока Юсупов уйдет. Прячась за спиной Ивана, Вася вновь проник в «чапок»…

Там стоял дым коромыслом. Завсегдатаи, толпясь за столиками, галдели, хохотали, спорили, матерились, хвастались, жалились. Иван пристроился в хвост длинной очереди к прилавку, где мужики стояли сосредоточенные, хмурые и лишь изредка громко роптали, когда кто-нибудь из молодых наглых пьянчужек пытался отовариться без очереди.

Впрочем, сегодня торговала пивом баба Тая, шустрая старушонка. Свои ресницы она щедро разрисовала тушью, губы подвела яркой помадой. Зажав дымящуюся сигарету в оскаленных металлических зубах, старуха, часто-часто встряхивая головой от нервного тика, нацеживала пивом кружку за кружкой, окутываясь клубами табачного дыма, молниеносно пересчитывала мелочь и, если кто-то возмущался насчет неправильной сдачи – бабка вертела пальцем у своего виска: дескать, сам понимать должен, что старость не в радость, но к перерасчетам больше не возвращалась.

– Ничего не знаю. Склероз! – интеллигентно надтреснутым фальцетом возвещала она.

Жаждущие мужики в очереди уже гневно вопили…

Опять наглела молодая пьянь. Старушка мужественно отбивалась сухими ручками от тыкающихся через плечи очереди ей в лицо кулаков с зажатой мелочью, да где уж старой справиться, коли иной кулак размером с телячью голову!

– Метелкой я вас, метелкой! – баба Тая, впадая в ярость, тыкала грязным веником в ухмыляющиеся рожи посетителей.

Очередь гоготала, осыпая подковырками пострадавших, порядок ненадолго восстанавливался.

«Как это Варька в таком же «шалмане» целые дни и вечера крутится!» – сокрушенно подумал Иван, отходя от стойки.

Мимо его старшина Юсупов протащил за шкирку к дверям Деревянного, слабо брыкавшегося, с плаксиво скривленной харей, и опять Вася стремительно раскрыл лбом створки…

Иван, встав за столик, принялся оглядывать посетителей «чапка». Вот тебе и «люди в космос летают, океаны переплывают»! Пьяные, опухшие, обросшие щетиной бессмысленные рожи, будто от рождения обречены они полжизни в этой «тошниловке» проводить. А ведь немало тут народа умелого, мастерового, даже из местных интеллигентов кое-кто – не все горе-горькая пьянь! И многих страшный конец ожидает. Почему же они здесь очутились? Вон, мать говорит, прежде на весь Городок были двое пьяниц, над которыми все хохотали и потешались, а теперь два трезвенника едва ли найдутся!

У матери объяснение тому простое: храм Божий в городке разрушили. Иван видал на картинке этот собор с устремленными ввысь куполами, усыпанный каменным кружевом, величественно плывущий над серенькой панорамой городишка. А что осталось? Какое-то нелепое с плоской крышей здание, где поначалу под суровыми взорами святых со стен лязгали железом тракторные мастерские, потом в наглухо заштукатуренном нутре собора возник «очаг культуры». Привлекал он пареньков и девчонок танцевального возраста покривляться да подергаться под грохочущую музыку, которых потом, чуть повзрослевших, и калачом нельзя было туда заманить. И еще чудаков-мудаков, наподобие давнего недруга братьев Окатышевых Пэки Комсомольца, до седых волос и взрослых детей, толкущихся в общественных местах. Пэка на спор въехал в очаг культуры верхом на кляче, чуть пригнувшись к конской шее в высоких его вратах. Испуганная криками беснующейся толпы зевак кляча прямо посреди зала навалила на уцелевший чудом узорчатый старинный паркет. Пэка на глазах у присутствующих выпил из горла выспоренные пол-литра и… отправился в кутузку за нарушение общественного порядка.

Что же в душах этих людей в «чапке»? Очищающего от скверны и мелочной суеты Храма нет и в помине. Есть только жалкий, загаженный его обломок и то не у каждого.

Неверующий Иван прежде усмехался над словами матери. А тут впервые горько пожалел, представив себя безобразным обломком среди подобных ему, из которых вряд ли возможно воздвигнуть храм.

В пивнуху с улицы ввалилась очередная шумная ватага. Иван пригляделся и обомлел: среди прочих был сын его Вовка, а рядом с ним, плечом к плечу, вышагивал Гренлаха и о чем-то оживленно говорил.

Пока ватага, подвалив к прилавку, проталкивала своего представителя в начало очереди, Иван, крадучись, стараясь быть незамеченным сыном, выбрался из «чапка». На улице, подставляя лицо зябкой дождевой измороси, он облегченно вздохнул и понял, что сейчас просто-напросто струсил.

1«   ‹11›   ‹12›   ‹13›   »15

На страницу автора

-----)***(-----

Авторы: А(A) Б(B) В(V) Г(G) Д(D) Е(E) Ж(J) З(Z) И, Й(I) К(K) Л(L) М(M) Н(N) О(O) П(P) Р(R) С(S) Т(T) У(Y) Ф(F) Х(X) Ц(C) Ч(H) Ш, Щ(W) Э(Q) Ю, Я(U)