На страницу автора

1«   ‹3›   ‹4›   ‹5›   »7

Вольдемар Грилелави
Встреча с ангелом
4

— Слушай, Машка,— пытала подругу Татьяна по пути из института домой.— Второй год пошел, как ты схоронила бабку, а еще даже наоборот стала какой-то замкнутой, некомпанейской. Чего-то боишься вечно. Я при бабке ни разу в гостях у тебя не была, а теперь и подавно. Ни разу не пригласила. Кого скрываешь там, что ли? Что-то уж больно сильная конспирация. Поделишься, или так и продолжишь чураться?

— Вот, Тань. Сама хоть понимаешь, чего говоришь? — обиженно оправдывалась Маша.— Ты хоть представить себе можешь, как и за чей счет, я живу? У меня нет таких щедрых состоятельных родителей, у тебя карманных денег на мелочевку побольше будет, чем моя скромненькая пенсия. Про стипендию я молчу. Ее даже заплатить за квартиру не всегда хватает. Вот и представь, что остается на еду и скромную одежонку. Чуть больше, чем ничего. Но я все равно этот последний год выдержу и доучусь. Кровь из носа, но диплом получу. Это моя последняя надежда и единственный шанс. Упущу — до конца дней бездарностью останусь. Так что, обижайся, не обижайся, но сейчас у меня в голове кроме учебы никого и ничего. Я должна выжить и выучиться.

— Что-то не очень-то заметила я, как ты бедствуешь? — с недоверием высказала свое мнение Татьяна.— И одеваешься неплохо, и в столовой особо не экономишь. Бабка запасы оставила?

— Да, оставила. Вот и пытаюсь растянуть их до окончания института.

Маше вдруг стало как-то немножко страшно от слов подруги. Неужели она плохо маскировалась под бедненькую сиротинушку? В чем-то выдала себя. Нет, не должна. Это она просто так говорит. Ведь все оправдано. Сразу после смерти бабушки Маша продала несколько колец, как и научила ее Мария Антоновна, в соседнем городе на рынке скупщику золота. Заплатили даже очень хорошо, так что ей больше и не требовалось лазать в тайник. А в ломбард обращаться не стала, чтобы не показывать свой паспорт. Очень уж не ординарное золото и изделия, чтобы светиться с ним. Тот скупщик, возможно, больше никогда в своей жизни не увидит ее.

Скромно жить Маша умела. Она научилась экономить буквально даже на мелочах. Но отказывать себе в витаминной пище она не собирается. Иначе вместе с дипломом можно и какую-нибудь хроническую болезнь получить. Что в планы ее на ближайшие десятилетия не входило. Пусть скромность будет в одежде, в косметике и парфюмерии, но не в еде, особенно витаминной.

Поэтому испуг у Маши быстро прошел, и она уже спокойно и смело смотрела на подругу.

— Еще на год запасов хватит. А там работать пойду, легче станет. Извини, Таня, не до баловства мне. В чем-то бабка была права и настроила меня на правильную частоту. Институт я обязательно закончу, а потом уже можно позволить себе расслабуху.

— Ну, как хочешь. А то у меня завтра хорошая компания собирается. Не придешь?

— Нет. Мне курсовую писать. Пойду лучше в библиотеку. Да и кроме библиотеки еще навалом планов.

— В монастырь иди, там тебе самое место,— разозлилась подруга, расписавшись в своем бессилии.

Не поддается ни на какие уговоры Машка. А хотелось не просто затащить ее в свою компанию, но и воспользоваться ее пустой квартирой. Сколько раз намекала, набивалась в гости, просилась на ночлег. Так ни в какую. Словно заколдовала бабка перед смертью квартиру, что теперь Маша даже намеки на приглашение игнорирует. Не пускает в свои владения посторонних.

А Маша в первые месяцы постоянно доставала весь клад, рассыпала золото на ковер и любовалась его блеском. Привораживало оно, притягивало. Права была бабка. Легко стать его рабом. Но успела она Машу привить от этой заразы. А как влечет к нему, и какие планы рисуются, какие радужные мечты, что мигом могли с его помощью осуществиться. Опасно это золото и вредно, как страшный яд, но полезен и исцеляет в микроскопических дозах. А Маша знает эту норму. Перед ней определенная цель всей жизни, а не мгновения, что способно вознести и сбросить в глубокую пропасть.

Пробовала даже пересчитать в рублях и долларах цену всего клада, но каждый раз иные мысли отвлекали и уводили от цены. А потом понимала, что ее совсем не интересует его ценность. Это один из способов окончить институт, чтобы потом своим трудом и мозгами добиться настоящего благополучия, а не этого блестящего. Мы не рабы. И от этого Маша еще больше радовалась и восхищалась своей силой и стойкостью. Видно у одной ее из всех женщин их рода развилось то рациональное начало, что передалось от бабки. Не транжира, не мот, не гулена. Тот случай можно не считать. Если бы не выключилась так мгновенно, то избежала нежелательных последствий. В тот вечер она выполнила поставленную перед собой цель — стала женщиной. Вот с беременностью переборщила. Если бы призналась бабке в первый же вечер, то ничего бы такого неординарного и не произошло.

Часто задумывалась, вспоминая Хотьково — где он, что с ним? Скорее всего, уже кто-нибудь усыновил. И он теперь чужих людей зовет папой и мамой. Ну и пусть. Лишь бы хорошо и счастливо ему было. Теперь конечно сильно пожалела, что не оставила себе. Зря послушалась бабку. Поворчала, покричала бы, а никуда не делась. Стоило бы только хоть одним глазком увидеть его, чтобы полюбить и простить. А этого золота хватило бы и на его долю. Ну почему так сильно любя всех женщин, Мария Антоновна отказалась от единственного в их роду мужика. И Машу заставила отречься. Испугалась за Машу, что повяжет ее по рукам и ногам и обречет на нищету.

— Просто, Таня, о тебе есть, кому заботиться, а мне приходиться о себе самой думать. И, если честно, не хотелось бы после вас убираться, посуду мыть. Вы разбежитесь, а я расхлебывай.

— Так ты и с нами по гулянкам не бегаешь, все отказываешься, так что с уборкой лапшу не вешай.

— Некогда мне. А разгульная веселая жизнь затягивает сильней, чем любой наркотик. Меня потом некому будет из этой зависимости вытягивать, потребовать, заставить. Так что, распускаться мне не просто нельзя, но и опасно. Не соблазняй. Самой иногда сорваться хочется и от души нахулиганить, чтобы, как вы, с утра за голову схватиться и стонать.

— Да, Машка. Силы воли у тебя, как у коня. Я бы давно в разнос пошла. Ладно, не обижайся, больше не буду искушать. Но уж после защиты обмываем вместе.

— Согласна.

— Договорились.

И Маша, мужественно преодолев все сети и капканы соблазнов, пошла в библиотеку, где обложившись стопками книг, просидела до закрытия. И так ежедневно, как робот-автомат в запрограммированном режиме: утром подъем, завтрак, обед, потом библиотека, дом, сон. И только летом, положив на стол перед собой диплом, вдруг поняла, что она сдержала слово, данное бабушке перед смертью. Она получила образование, дающее ей шанс избежать работы, так откровенно обрисованной бабкой. Она специалист дипломированный. И не столь важно, что работу придется искать самой. Это ее не пугает, так как за эти годы учебы помимо института она посещала еще ряд курсов, о чем свидетельствуют несколько книжечек и те знания, что получила на них. В совершенстве овладела компьютером, который даже позволила приобрести. Но так, чтобы об этом никто из знакомых даже не догадывался о его наличии в ее владении. Посещала курсы английского. Так что, к будущей работе подготовилась во всеоружии.

И оделась на прием соответствующе: строго, но красиво и со вкусом. Она понимала, что оценивать ее будут не только, как специалиста, но и как потенциальную даму для предполагаемого флирта. В ее роду уродин не было, и если бы, не ее холодная расчетливость и не жесткий отпор, то отбоя от ухажеров не было бы. Молодые, и не очень молодые мужчины и без того непрерывно пытались приударить, закадрить, поухаживать. Но, наталкиваясь на неприступность и категоричный, порой грубый, отказ, быстро ретировались, не предпринимая последующих попыток.

Так вот, теперь она решила расслабиться и отпустить на свободу свои женские чары и обаяние, приукрасив их дорогой неброской косметикой и строгим, но подчеркивающим все ее достоинства, костюмом. Подчеркивающим, но не открывающим. Ей теперь хотелось, чтобы мужчины прожигали ее влюбленными взглядами, говорили ей глупости, приглашали и заманивали в свои коварные сети. Радость и счастье свершившегося ее захлестывали через край. Даже до слез обидно было, что не дожила до этого момента ее любимая, хоть и строгая, бабушка. Но все это свершилось благодаря настойчивости и требовательности Марии Антоновны, ее целеустремленности и дальновидности. И Маша мысленно благодарила свою бабульку за такой подарок и за эту науку, за то, что не позволила оступиться и натворить глупостей. И даже после смерти Маша чувствовала ее строгий надзор, не разрешающий отклоняться от намеченной цели.

Да, теперь, когда она стала по-настоящему взрослой и самостоятельной, допустима и расслабуха. Самостоятельность выразилась не только в дипломе и тех корочках об окончании курсов, но еще и в той работе, в том месте, что она заняла в фирме, и в высокой зарплате не за красивые ножки и глазки, а за знания и умения. Пожилой седовласый руководитель фирмы, что целый час разговаривал с ней на разносторонние темы, заинтересовался ею, как специалистом, и остался очень доволен новым работником. Это Маша сразу поняла.

Женщины, а в особенности молодые, восприняли нового сотрудника настороженно и не совсем ласково. Причину отчужденности отношений Маша поняла сразу после нескольких попыток флирта начальника отдела. Молодого, красивого, но женатого. Правда, последний факт не мешал ему ухлестывать сразу за всем молодым контингентом отдела. Однако, у него быстро изменилось к ней отношение, когда Маша дала понять молодому ловеласу о безразличии к его персоне. Это еще сильней возбудило в нем стремления любыми средствами добиться расположения красивой и строгой сотрудницы. Тогда Маша применила тяжелую артиллерию, и пригрозилась пожаловаться на домогательства лично его жене. На его злые угрозы и проклятия она уже внимания не обращала. Он хоть и хорош собой, но увлекаться женатиками — занятие не просто бесперспективное, но и губительное для молодых дамочек. Потом из этого болота самостоятельно и без потерь не выберешься.

В монастырь Маша не собиралась. И, получив наконец-то свободу и относительную независимость, в ее планы входили и мужчины. Но, пока не встретит настоящую любовь, ей нужен был просто друг. Не содержатель и не Жигало, а друг, сексуальный партнер и собеседник для общения и совместных посещений увеселительных мест. Богатенький Буратино ей без надобности не только по той причине, что в финансовом вопросе по ее запросам она чувствовала себя обеспеченной и независимой. Перед ним придется стелиться. А бабушка воспитала так, что лучше гордо жевать хлеб из своих рук, чем черную икру с хозяйской ладошки.

Альфонсов она терпеть не могла, так как любые человеческие унижения претили ей. Дружба должна быть на равных с небольшим преимуществом мужчины. Она все-таки женщина, и в заботе и ухаживанию нуждается просто морально. Когда придет настоящая любовь с полным улетом в облака и со сносом крыши, вот тогда ей в действительности будет плевать на социальное положение объекта любви.

Хотя, вряд ли. Она и тогда сумеет трезво оценить ситуацию, и не бросится в омут с головой. Она дождется взаимной обоюдной любви. Этому учила бабушка, а у нее богатый опыт был. И с любовью, и с расчетом. Если за любовь принять уважение просто хорошего человека, то через год-другой он может стать настолько ненавистным, что взвоешь от безысходности. Хорошо, если сумеешь просто и легко удалить из своей жизни. А если пустит корни, то придется вырывать с мясом и костями.

После того, как она отшила начальника отдела далеко и окончательно, и между ними установились простые деловые отношения, то сразу с ней подружились молодые сотрудницы, и стали приглашать на все совместные молодежные мероприятия. На одном из таких сабантуев она и познакомилась с тем, кто стал другом, любовником и собеседником.

Оставив небольшой золотой запас в тайнике, Маша оптом сбыла большую партию из клада и сделала в квартире хороший ремонт со сменой мебели. Когда Виктор, друг, попал первый раз в ее квартиру, то Маша даже немного испугалась его восторгу и восхищению. Как бы не возникли у него иные желания, кроме дружеских. Маша сразу предупредила Виктора о своем отношении к нему. И ни про какую любовь она слышать даже не желает. Но, если эта любовь все, же возникнет у них на пути, то ему придется удалиться навсегда и не препятствовать. Виктор с радостью согласился со своей ролью, поскольку совершенно недавно развелся с большими потерями морального характера. И о повторном браке даже мыслить не желал.

В тот день они шли втроем к Маше в гости. Хотели отметить незначительное событие — просто памятная дата. Праздник спланировали на четверых: она с Виктором и подружка Аня со своим кавалером. Но тот задержался на работе и обещал подойти попозже. Потому к дому они подходили втроем. Навстречу Маше вышла соседка тетя Галя. У них были хорошие соседские отношения, и тетя Галя уважала Машу за ее серьезное отношение к жизни, что в таких условиях не опустилась и закончила институт. Тетя Галя взяла на себя всю заботу и хлопоты по организации похорон бабушки.

— Машенька,— как-то напряженно и с волнением обратилась соседка к Маше.— Там тебя поджидают,— она показала на лавочку возле соседнего подъезда, на которой сидела в простенькой потрепанной одежде уже немолодая, но еще нестарая женщина. Просто вид у нее был слегка запущенным и неухоженным.

— А кто это? — с тревогой спросила Маша. Соседкино волнение передалось и ей.

— Сама скажет,— как-то неопределенно ответила тетя Галя и ушла со двора, чтобы самой не присутствовать при этой встрече. Видно было, что она хорошо знала эту женщину.

Маша отдала Виктору ключи от квартиры и отправила гостей в дом. А сама подошла к женщине. От нехорошего предчувствия ее слегка трясло.

— Машенька, доченька! — женщина соскочила с места и бросилась к ней в объятия. Но Маша отстранилась и грубо оттолкнула незнакомку на лавку.— Доченька, это я, мама твоя, не узнала, что ли?

Машу всю обдало жаром и холодом одновременно. Все чувства смешались в кучу, помутив слегка разум. Господи, сколько лет она мечтала об этой встрече, сколько раз предлагала бабушке обратиться в передачу: «Жди меня». Но Мария Антоновна была непреклонна и непоколебима. Если бы она хотела, то давно сама нашла бы. Действительно, адрес был уже много лет постоянным. И вот, когда все трудности преодолены, когда жизнь вступила во взрослую самостоятельную фазу, когда ей, Маше, никто уже не нужен, явилась та, которая назвала себя мамой.

Маше хотелось броситься к ней в объятия и прижаться к любимому дорогому человеку, о котором мечтала все эти годы. Она готова была все простить, лишь бы наконец-то стать равной со всеми, имеющими матерей. Буря эмоций и противоречий бурлили в сердце и в мыслях. Но победила вновь Мария Антоновна. Машу обуяла злость за неосуществившееся желание и мечту. Ей мама больше не нужна. Она не хочет обнимать и прижиматься к этой неопрятной и неприятной женщине.

— Мама? А ты в этом уверена? С чего это ты вдруг решила, что именно я твоя дочь?

— Мне так наша соседка Галя сказала,— немного испуганно и растерянно ответила женщина.— Она ведь не должна была обмануть. Галя так мне и сказала, что именно ты моя крошечка любимая.

— А без соседки ты и не признала бы меня?

— Доченька, как же мне признать-то? Вот какая выросла большая и красивая. Разве признаешь?

— Но ведь ты за всю жизнь, ни разу не видела меня. И из роддома меня забирала твоя бабушка. Она и стала моей мамой. Я ее схоронила вместе с памятью о тебе. Так что, ты для меня давно умерла.

— Доченька, пойми правильно. Жизнь — сложная штука. Я все эти годы только и думала о тебе, да никак не могла выбраться. Помотало меня по всему свету. Вот и закинула судьбинушка в родные края.

— А если бы не закинула, то еще, сколько бы лет моталась, обо мне не вспоминала?

— Как же не навестить было тебя? Дитя ты мое родное. Да и дом это мой все-таки. Здесь я родилась, здесь прожила и тебя родила. Вот так получилось, что пришлось покинуть родные места. Но ты не прогонишь меня? Я же мать твоя.

От таких речей весь сентиментализм из Маши, как сквозняком выдуло. Приперлась на ПМЖ. Хоть бы для приличия промолчала. Дождалась, когда отовсюду выгнали, вот и примчалась, чтобы занять мою квартиру. И здесь она появилась не из-за любви и памяти о родной дочери, а вспомнила о жилплощади. Нет, не бывать этому. Никто не посмеет претендовать на ее квартиру. Умница бабушка все правильно рассчитала и правильно бумаги оформила. Она, Маша, единственная хозяйка этой квартиры.

— Мама, а ты свою мать, мою родную бабушку не пробовала искать? Вы хоть раз друг о друге вспомнили?

— А зачем она мне? Я ее ни разу не видела, да и жива ли она сейчас? Если она меня не искала, так зачем мне это нужно.

— А мне? Ты задумывалась обо мне?

— Доченька, я все-таки, мама твоя. Как же мне не думать?

— Думала? Ну, а где ты тогда пропадала все эти годы? Где ты была, когда я первые шаги делала? Когда в школу пошла? У всех и папа, и мама, а у меня даже не бабушка, а старенькая немощная прабабка. Я ее очень любила, и она меня. Но она всю свою любовь и нежность на вас с бабкой потратила. И мне она материнской ласки уже не смогла подарить. Вот и росла я, как сирота. Вроде и в доме, но больше одна. Она замечательно ко мне относилась, но больше воспитывала и нравоучениями обучала сложностями и трудностями жизни. Она подготовила меня к самостоятельной жизни, и я страшно благодарна ей за науку. Но мне ужасно хотелось к маме на ручки, так хотелось прижаться к родному человечку, поплакаться, пожаловаться и услышать слова нежности и заботы. Чтобы не нотации и параграфы, а слова любви и сочувствия. Может и сама стала бы терпимей и нежней к людям, а не той максималисткой с огромной силой воли, которой завидуют порой подружки, не понимая, насколько все это угнетает.

— Но, доченька, я же так сильно была уверена в бабушке, что совсем не переживала и знала, под какой ты надежной опекой.

— Тебя самой-то рядом не было. Проблемы свои решала. А мои мне самой пришлось. Да, я их решила, вытянула тяготы и лишения, а теперь вот ты ко мне на ручки просишься. Но мне уже не нужна мама. Я сама хочу ей стать и любить своих детей. Если бы ты была тогда рядом, то разве случилось бы это, что…— Маша вдруг замолчала.

Про сынишку ей не хотелось рассказывать совершенно посторонней женщине. Да и никто, кроме той дальней родственницы из Хотькова, про этот эпизод в ее жизни не знает. И она давно, поди, забыла. Чужое горе долго в голове не держится. Это свое болит. И вдруг Маша поняла, что не имеет морального права осуждать мать, если сама покинула свою родную кровинушку в неизвестности. Мать, если бросила, так на попечение своей бабке. А сама Маша выкинула из памяти и из жизни навсегда и в никуда. Хорошо, если нашлись добрые люди и назвали любимым. А вдруг не повезло? Ведь многие так все детство и проводят в детских домах. Вот и промается по приютам и интернатам.

Но не виновата Маша. Она хотела, но не могла пойти против воли бабки. У нее не было иного выхода. А мать могла, но не захотела. Она решила за счет своей дочери решить свои проблемы, и вспомнила о дочери, когда самой потребовалась забота. Вот этого она не захочет ей простить. За себя и за своего сына. Можно было бы и родить, и самим воспитать, если бы рядом была не старенькая немощная прабабка, а крепкая, сильная здоровая мать. Пусть бы ругала, винила, обзывала, но только не прогоняла. А теперь Маша даже имени не знает его. И рядом пробежит, а она не узнает. От этой мысли Маша вдруг сильно захотела разреветься и прижаться к своей любимой прабабке. Но не будет этого уже никогда. И в этом вся вина только ее, этой женщины, называющей себя матерью.

— Доченька, куда же я теперь пойду? У меня и на хлеб денег нет. Как же ты вот так просто хочешь прогнать меня? Неужели не пожалеешь? Ведь не чужая я тебе, мать родная.

Маша достала сторублевую купюру и позвала мальчишку лет шести из соседнего подъезда. У него есть и мать, и отец, но лучше бы не было. Пьют безбожно. Мальчишка, поди, и конфет в своей жизни не пробовал.

— Виталик, возьми, конфет или печенья себе купи. Только родителям не показывай, а то отнимут.

Пацан жадно схватил деньги и умчался в сторону ларьков, чтобы сходу истратить их на сладости, пока кто-нибудь не отнял, или добрая тетя не успела передумать.

— Вот таким лучше раздам. Они не виноваты, что при живых родителях бедствуют. А ты сумела без меня до сих пор жить, вот и живи дальше. Прощай, и не смей приближаться ко мне. Я настолько любила твой образ и так жадно ждала встречи с тобой все эти годы, настолько ненавижу сейчас и не желаю больше видеть. Никогда.

Маша резко встала и пошла, не оглядываясь, в сторону своего подъезда, столкнувшись перед входной дверью с Виктором и Аней.

— Жестоко,— только и промолвил Виктор.

— Правильно, Маша. Я с тобой согласна,— поддержала ее подруга.— Ты извини, что мы случайно подслушали. Просто ты ключи не те дала, вот мы и вернулись. Но я вполне солидарна с тобой.

— Можно было бы хоть выслушать и попытаться понять,— неуверенно встрял Виктор.— Все-таки мать. А вдруг ей и в самом деле так плохо, идти некуда, не к кому?

— Кукушка она, а не мать. Специально выждала, когда дочь подрастет, зарабатывать станет, чтобы потом спокойненько на шею сесть и ноги свесить. Хорошо устроилась. Ни забот, ни хлопот. Действительно, теперь и на ручки можно,— горячилась Аня, у которой с семьей был полный порядок. Но потому-то она и не хотела понимать этих кукушек. Как это вот так запросто бросить и позабыть собственное дитя. И не на время, а на всю жизнь, чтобы рос и взрослел он уже без папы и мамы.

— Ребятки, вы не поверите, но еще немного, и я сама бы бросилась к ней на шею, и простила все. Господи, как больно ноет сердце. Вам трудно понять, каково это быть сиротой при живой матери. Не умерла, не погибла, а осознавать, что ты ей просто не нужна. Я ведь хорошей дочерью была бы. Но она не пожелала быть мамой. Она есть, но ее нет. Я не хотела этого принять, как действительность. Маленькая девочка, подросток, девушка. У меня масса вопросов было к маме, хотелось посоветоваться, поделиться, а не с кем. Моя любимая старенькая прабабушка была стара и немощна. И советы могла давать только строгие и рациональные. Но ведь хотелось и глупостей натворить. Истратила она все свои материнские чувства на дочь и внучку, мою маму. Вот и воспитала в строгости и очень правильно. Не могу я простить ее не только за себя, но и за того, про которого вам лучше не знать. Это моя тайна и беда. Притом неисправимая. Мне так кажется, что не обо мне она вспомнила, а о квартире, где захотела просто пересидеть плохие времена и раны зализать. Без любви и без вины ее глаза. Пустые и расчетливые. За это и прогнала ее. Если бы она бросилась на колени, прощения просила, а она всего на всего пожаловалась на свое бедственное положение.

1«   ‹3›   ‹4›   ‹5›   »7

На страницу автора

-----)***(-----

Авторы: А(A) Б(B) В(V) Г(G) Д(D) Е(E) Ж(J) З(Z) И, Й(I) К(K) Л(L) М(M) Н(N) О(O) П(P) Р(R) С(S) Т(T) У(Y) Ф(F) Х(X) Ц(C) Ч(H) Ш, Щ(W) Э(Q) Ю, Я(U)