На страницу автора

1«   ‹12›   ‹13›   ‹14›   »15

Толстиков Николай Александрович
Угар
Глава тринадцатая

семейная сага

Варвара после разговора с Гренлахой не один день кряду ходила сама не своя. Пуще всего ее жег стыд.

«Зачем я ему так-то?! Сразу про сына, сразу себя ему на шею вешать? – казнилась она. – Любому о таком спустя много лет скажи – вряд ли поверит. А я, дура, еще выспрашиваю: счастлив ли без меня, помнит ли? Да он и думать обо мне забыл давным-давно! Живет себе человек, а тут я выискалась. Первая любовь, видишь ли! Навязалась…»

Но Варваре было все-таки обидно и больно, что Гренлаха так шустро и шумно отрекся от сына. Испуганный и ошарашенный Григорий, выставивший перед собой, будто для защиты, ладони, все время стоял теперь перед глазами…

Прошло две недели. Иван по-прежнему жил у матери, и Варвара, в другое время давно бы пригнавшая муженька в свой дом, к свекрови не шла, что-то удерживало ее.

«Хорошо Музке! Вот бы бойню там учинила, долго бы помнили!» – не раз с сожалением подумала Варвара, обряжая в хлеву скотину.

Вовка в последние дни стал как-то странно поглядывать на мать. Тоже гусь, чадо неразумное! Девок в Городке нет, спутался с разведенной бабенкой, да еще и с ребятами. Та с брюхом нынче ходит, каким ветром надуло – неведомо: не один, поди, Вовка к ней по ночам шастал. Прежде сынка Варвара удерживала: не торопись жениться, стерва какая-нибудь попадет, намаешься. А времечко-то минуло, не заметили: Вовке много за тридцатник перескочило. Будет ли он теперь мать слушать, а все равно для нее – ребенок.

«Что-то таит в себе да не знает как начать»,– насторожилась Варвара, но с расспросами к сыну приставать не стала, сам, коли надо, скажет.

И вправду Вовка, потупясь, спросил:

– Мам, тут один мужик в городке появился, по кличке Гренлаха. Ты его знаешь?

Варвара в ответ промолчала.

– Люди разное про него треплют да и он сам,– усмехаясь, продолжал Вовка.– Будто он мне… отец?

Сын, наконец, поднял глаза на мать, и Варвара поспешно отвернулась, не в силах выдержать его вопрошающий, исподлобья, взгляд.

– Мало ли чего у нас мелют. Наврут с три короба, только уши развешивай! – проговорила Варвара, чувствуя, как запылали щеки.

Она ждала этого вопроса, готовилась к нему, но сейчас смешалась и, не добавив ничего больше к сказанному, торопливо вышла из комнаты…

Поздним вечером Варвара, услыхав чьи-то крики во дворе дома, выглянула в окно и обомлела. Под фонарем у калитки стояли в обнимку, покачиваясь и горланя пьяную песню, Вовка и… Гренлаха.

Вовка, вывернувшись из Гренлахиных объятий, сделал пару нетвердых шагов и повалился. Гришка остановился над ним, качаясь на широко расставленных ногах:

– Сын мой! – тыкал он пальцем в пытавшегося встать на карачки Вовку.– Я к тебе столько лет шел, столько лет тебя искал. И нашел-таки тебя, дорогой сыночек… – Гришка зычно икнул. Он откровенно любовался звучанием своих слов.– Я увезу тебя отсюда, дорогой мой сынуля, в настоящий город. Там ты будешь ба-альшим человеком, богатым, моим наследником будешь. Как сыр в масле кататься! Во! – Гренлаха для пущей убедительности ввернул поговорку, не вдруг пришедшую на ум.

Вовка в ответ безмолвствовал, похоже, собираясь прикорнуть на земле.

Варвара опомнилась и выбежала из дому:

– Сволочь, гад, что ты над парнем-то сделал?!

Она что есть силы оттолкнула Гренлаху, и тот стремительно плюхнулся на задницу невдалеке от Вовки. Пока Варвара волокла стонущего и невнятно бормочущего сына в дом, Гренлаха, не пытаясь встать, недоуменно пучил ей вслед глаза.

– Зачем мне такая жизнь! – зарыдала в голос Варвара, завалив полубесчувственного сына на диван и стягивая с ног его извоженные в грязи сапоги. Справившись с обуткой, она опустилась на стул рядом с диваном и долго не могла успокоиться.

Варвара словно бы очнулась, поспешив вытереть рукавом слезы, от чьего-то тяжелого пристального взгляда ей в затылок. Она вспомнила про Гренлаху, но продолжала сидеть не оборачиваясь.

Григорий грузными шаркающими шагами подошел к ней и положил свои ладони ей на плечи. Варвариному затылку даже жарко стало от его шумного, с присвистом, дыхания. Варвару обволокло облако сивушного духа, она задохнулась в нем и, зажав ладонью нос, вскочила со стула.

– Варя, Варенька! – как можно нежнее заворковал пропитым хриплым баритоном Гренлаха.– Ты посмотри сынок-то какой у нас славный?! – кивнул он на растянувшегося на диване Вовку.– На меня похож очень. И на тебя тоже. Не ожидал, не ожидал, что сын такой взрослый у меня. Спасибо тебе, Варенька, что воспитала его… Как вы тут, наверное, бедствовали без меня?! Ну, ничего, я теперь здесь, законный Володькин отец, в обиду вас не дам…

Варвара слушала Гришкину речь вначале оторопело, потом все с большим волнением, а под конец разозлилась. Она оторвала от щелей в полу взгляд и уставилась на Гренлаху.

Он растолковал это по-своему:

– Варя, я же тебя всю жизнь любил! – он опять шагнул к ней, попытался обнять за шею, но руки его соскользнули и больно ударили Варвару по грудям.

Звонкая оплеуха, от какой бывало, и пьяный Иван еле удерживался на ногах, пунцовея подбитой щекой, Гренлаху отбросила к стенке. Он долго тряс головой, силясь осознать неведомую ему перемену в Варваре, пока его не осенило:

– Это ты от гордости своей, скажи, Варя? Верно? Думаешь, я вознесся высоко там, в городе, так и унижаю тебя? – Гренлаха вновь приближался к Варваре, но осторожными выверенными мелкими шажками, видно, собираясь в случае чего проворно отскочить.– Хотите, я у вас тут навсегда останусь? Лети все там, в городе, прахом! Да и лететь-то особо нечему.– Гришка помолчал, вздохнул, махнул рукой.– «Директором» платного туалета я на вокзале работаю, такой вот коммерсант!.. Телеграмма, что бабка умерла, не знаю, как меня и нашла. А я дорогу сюда, на родину, забыл. Еле нашел, приехал… Не знаю, где и бабка похоронена, при каком-то, говорят, дурдоме. Хорошо хоть добришка после нее осталось, было на что погулять. Только и всего… А я тепла хочу! Понимаешь, Варя, тепла!

Он шагнул к Варваре и опять попытался робко обнять ее:

– Варя, оставь ты Ваньку! Зачем тебе этот лапоть и Володьке неродной отец? А, Варь?.. Неужели в тебе с той поры ничего не осталось? Помнишь, Варь?..

– Не надо, Гриша, уходи! Раньше думать было надо! – Варвара, отворачиваясь, отталкивала его.– Уйди, ради Бога! Добром прошу!

– Козел старый! А ну пошел вон!

От этого крика оба вздрогнули. Вовка, вероятно представлявшийся Гренлахе бесчувственным поленом, оклемался и, недоуменно хлупая ресницами, смотрел на обнимавшихся мать и Гренлаху. Поскольку с места никоторый из них не сдвинулся – застыли они, как к полу примороженные – парень со злющим выражением на мятом лице, порываясь встать, сбросил босые ноги с дивана. Кое-как поднявшись, Вовка недолго удерживал равновесие, как подкошенный рухнул ничком.

Варвара и Гришка одновременно бросились к парню.

– Убирайся, убь-ю! Паскуда! – выл, хлюпая разбитым носом, Вовка. Руки его с растопыренными пальцами шарили по полу в поисках уразины.

– Сынок, успокойся! Веди себя прилично, как твой папа! – попробовал урезонить Вовку, растерянно ухмыляясь, Гренлаха, но в тот момент парню подвернулась под руку выкатившаяся из-под дивана порожняя бутылка, и он, радостно взвизгнув, сжимая ее за горлышко, поднялся на колени.

Гренлаха, не сводя глаз в Вовкиной руки, попятился к двери, бормоча:

– Я еще как-нибудь зайду, Варя… Вот характерец у сынка, весь мой. Пить нельзя ни капли… Так я зайду?

– Гриша, уходи ради Бога! – взмолилась Варвара.

Замешкавшегося Гренлаху едва не настигла бутылка, со звоном разбилась об дверной косяк над его головой.

– Мама, не пойму я! – уткнулся Варваре в колени Вовка.– Все говорят в Городке, что Гренлаха – мой отец. А сегодня подошел он ко мне на улице. Мол, выпить, поговорить надо. А потом, потом… – Вовка пьяно всхлипнул.– Я, говорит, твой родной отец, здравствуй, сынок!.. Мама, а батя тогда кто же?

– Батя? Он тебе и есть батя,– спокойно проговорила Варвара. На нее нашло странное спокойствие, и она удивлялась ему. Еще минуту назад, совершенно растерянная, она металась между Вовкой и Григорием, а теперь, сидя на стуле, неторопливо и нежно перебирала кудри прильнувшего к ней сына. Единственное, что заставляло Варвару подергивать уголками губ и от чего неприятно покалывало сердце – это впервые увиденное ею искаженное настоящей злобой лицо Вовки, который – она была уверена – и мухи-то не обидит, даже худое слово не посмеет сказать. А уж напиться вусмерть?!.

«Откуда в нем такое? – задавала себе вопрос Варвара и с горечью сама же отвечала.– От нас. Чему ж тут удивляться!»

Она посмотрела в окно и там, на дороге, под тусклым кругом неверного света фонаря, тонущем в промозглой пелене дождевой мороси, различила скрюченную фигуру Гренлахи. Он курил, пряча сигарету в горсти, и поглядывал на окна. То ли дождь пуще полился и погасил огонек, то ли Гренлахе стало ясно, что назад его не позовут, он, еще глубже вжав голову в поднятый воротник и горбясь, неуверенными шагами медленно побрел по улице.

Варвара, не шелохнувшись, смотрела ему вслед… Прежде, все минувшие годы, постоянно думалось ей о Гришке. А теперь она поняла, что осталось лишь сожаление о давно прошедшей молодости, о наивной полудетской любви. И больше ничего. Остался в памяти не сам человек, а только далекий образ его, живущий в ушедшей навсегда юности, холодный и несуществующий призрак, который Варвара так бережно лелеяла. Все прошло, все кончилось и никогда не вернется.

1«   ‹12›   ‹13›   ‹14›   »15

На страницу автора

-----)***(-----

Авторы: А(A) Б(B) В(V) Г(G) Д(D) Е(E) Ж(J) З(Z) И, Й(I) К(K) Л(L) М(M) Н(N) О(O) П(P) Р(R) С(S) Т(T) У(Y) Ф(F) Х(X) Ц(C) Ч(H) Ш, Щ(W) Э(Q) Ю, Я(U)