На страницу автора

1«   ‹22›   ‹23›   ‹24›   »51

Сидоров Иван

Ликующий на небосклоне
23

Амени очнулся и открыл глаза. Ничего не осознавая, он попытался встать, но тысячи иголок впились в его правое плечо. Он застонал и скверно выругался. Даже самому стало стыдно.

— Я слышу слова настоящего мужчины,— засмеялся Хармхаб, склонившись над ним. Голову главнокомандующего укрывали бинты. Слева на повязке проступило бурое пятнышко.

Он помог Амени сесть.

— Где мы? — юноша огляделся. Небольшая комната с высоким потолком и узкими окошками. Стены украшала затейливая лепка и фрески, изображая сцены неизвестных богов. Красивая резная мебель. Мозаичный каменный пол чисто выметен. Он сам сидел на удобном мягком ложе.

— Мы в доме одного из сановников недалеко от Вашшукканни.

— А что со мной было? — попытался вспомнить Амени.

— Ерунда. Рука скоро заживет. Аменнеф рану обработал, зашил и нашептал заговоры. У него это здорово получилось,— рассказал Хармхаб. Он громко крикнул в направлении дверного проема: — Раненый очухался и хочет есть!

Словно ураган влетела Меритре и вся просияла.

— Я сейчас! — крикнула она и снова исчезла.

— С ней все в порядке? — забеспокоился Амени.

— Ни царапинки,— уверил его Хармхаб.— Зато, как увидела тебя лежащего на земле, разрыдалась. Еле успокоили. Ни на шаг не отходила от твоего ложа, пока ты метался в бреду. Никого не подпускала. Все сама ухаживала.

— Я давно не приходил в себя?

— Два дня и две ночи. Хуто заваривал тебе какие-то охотничьи снадобья, и ты быстро поправился.

Вновь влетела Меритре. На ней болталась длинная одежда с широченными рукавами. Волосы по-простому уложены под головной накидкой. Босая. В руках она несла дымящуюся глиняную чашку.

— Это чечевичная похлебка на бульоне из иволг,— объяснила она, и принялась кормить Амени деревянной ложечкой.

Юноша смутился и попытался спросить, почему она за ним ухаживает. Разве в доме нет слуг? Меритре обиженно закусила нижнюю губу, но ничего не стала объяснять.

— Ешь! — настойчиво произнесла девушка.

Покормив раненого, она упорхнула из комнаты.

— Хармхаб,— возмутился Амени,— Кто позволил Дочери Солнца ухаживать за мной? Для этого есть слуги.

— А ты попробуй ее убеди в этом,— усмехнулся полководец.— Она тут такой крик подняла! Неправильно тебя положили; не так перевязали рану. В конце концов, выгнала всех.

Снова вбежала Меритре с кубком.

— Красное вино, разбавленное соком. Пей!

Амени послушно глотал сладкую влагу из ее рук.

— Я вижу, все живы! Пусть Йот дарует вам силы! — В дверном проеме возник Эйя.

Хармхаб поклонился верховному жрецу.

— Живи вечно, мудрейший. С какими вестями?

— Нынче только с приятными.— Эйя важно вплыл в комнату, как боевой корабль в гавань.— Правитель благодатной Митанни, да живет он вечно, соизволил пригласить вас, отважные воины, завтра на праздник в честь великой победы над хеттами. Он был очень изумлен и вознесся до небес от счастья, узнав, что мешей Севера предводительствует его отважная внучка, и горит желанием узреть Несущую солнечный свет и прижать к своей груди.

— А в чем я появлюсь перед правителем? — озадачилась Меритре.

— Все предусмотрено,— успокоил ее Эйя.— Тебя оденут, как богиню.

— Может мне надеть воинские доспехи? — предложила девушка.— Я отвыкла от дворцовой одежды, да и не очень хочется обвешивать себя кучей сверкающих безделушек.

— Боюсь, это невозможно,— тактично заметил Эйя.— В Митанни несколько иное отношение к женщинам, чем на берегах Хапи. Здесь мужчина хозяин жизни, а женщина… — он подумал,— как рабочий мул или корова. Чтобы женщина появилась в воинских доспехах! То же самое, что воин наденет женское платье и будет этим хвастаться.

— Хорошо,— согласилась девушка, при этом обречено вздохнув.— Корова, так корова.

— Я выведу вашего главнокомандующего на свежий воздух,— Эйя взял под локоть Хармхаба.— Нам надо с ним обсудить важные дела.

Очутившись в саду, среди развесистых плодовых деревьев, верховный жрец наморщил лоб и серьезно спросил:

— Полководец доволен походом?

— Доволен — не то слово,— зло рыкнул Хармхаб.— Я сделал много умных выводов.

— Например?

— Мы не умеем воевать. У Суппилулиумы народу в два раза меньше, а сражение проходило так, как ему было удобно.

— Он грамотный стратег,— согласился Эйя.

— Суппилулиума захотел в начале боя уничтожить всех колесничих Тушратты, он так и сделал.

— Но хетты при этом сами лишились колесниц.

— Главное, что у Тушратты их не осталось. Суппилулиума уже в начале схватки понял, что придется ему отступать. А если у Тушратты перебить все колесничих, то его никто не сможет преследовать.

— Согласен.

— Потом,— продолжал Хармхаб,— У нас фронт был намного длиннее. Нам бы его обойти с флангов. Так нет, Суппилулиума бросил в центр все свои силы, и мы вынуждены были сдерживать его. Потом он решил сделать передышку и отступить.

— И что?

— И отступил! Перед этим, заслав нам в тыл лувийцев. Хорошо, что у меня в резерве стояла меша Севера. Мы вынуждены были ввязаться с ними в бой, а основные силы Суппилулиумы спокойно отошли в горы.

— Но глашатаи Тушратты на всех перекрестках кричат о великой победе: хетты разбиты, захвачен обоз.

— Обоз,— усмехнулся Хармхаб.— На следующее утро мы решили напасть на лагерь хеттов. Нашли его пустым. Обоз остался, а воины ушли налегке. Суппилулиума молодец. Этим маневром он сохранил армию и преспокойно перешел обратно через горы.

— Не пытались его преследовать?

— Я с пеной у рта отговаривал Артатаму, военачальника Тушратты, не лезть в горы. Наверняка Суппилулиума успел подготовить достойную встречу.

— Возможно,— согласился Эйя.

— Надо по-другому вооружать армию. Не годится старая тактика для войны с хеттами,— горячился Хармхаб.— Мечи у них длинные и легкие. Они орудуют ими уверенно и умело. Даже мне досталось.— Он показал на перевязанную голову.— Строй совсем другой. Становятся не плотно, в бою друг другу не мешают. А доспехи какие прочные! Надо срочно перенимать их способ ведения боя,— сделал вывод полководец.— Надо продержать здесь армию хотя бы несколько лет.

— Не получится,— покачал головой Эйя.— Мы должны уйти из Нахарины как можно скорей.

— Но почему? — не мог понять Хармхаб.

— Дело в том, что Митанни живет вчерашним днем,— попытался объяснить Эйя.— Тушратта и его многочисленное окружение считают Митанни самым могущественным государством в этой части мира. Однако, все давно не так. Ты видел в бою Хеттов — грозная сила.

— Грозная,— согласился Хармхаб.

— Помнишь ассирийцев, которые служат охраной во дворцах Горизонта Йота.

— Крепкие воины.

— У Ашшурбалита их несколько десятков тысяч. Ассирия платит дань Нахарине, но сама намного сильнее своего господина.

— Говори яснее,— попросил полководец.

— Самое неразумное решение, если мы останемся с войсками в Нахарине и будем поддерживать власть Тушратты.

— Что тогда?

— Вернется Суппилулиума. Но он хитрый и талантливый правитель. Если ему удастся объединиться с Ашшурбалитом, Митанни будет раздавлена, как гнилой фрукт. Но это еще полбеды. Представь, если вместе с Митанни мы лишимся своей армии, которую ты с таким трудом собрал и обучил. А еще хуже будет, когда Суппилулиума и Ашшурбалит, после разгрома Митанни, захотят поделить между собой Лабан и Приморье. Не исключено, что им взбредет в голову пройтись с оружием по берегам Хапи. Кто встанет на защиту наших домов? Наемники из Ассирии? Если они переметнуться на сторону врага? Представляешь, какая силища попрет на нас, если возникнет союз между Хаттусой и Ашшуром.

— Гиксосы? Разве такое возможно?

— Вполне. Ни в коем случае нельзя допустить этого враждебного нам союза. Надо отдать им на растерзание Нахарину. Столкнуть лбами. Пусть волки вгрызаются друг другу в глотку за кусок тощей козлятины. Нам, между тем, надо будет создать все условия на случай нападения с севера. Провести проверку всех укреплений и, как ты сказал, перевооружить армию.

— Но откуда тебе известно про планы Суппилулиумы и Ашшурбалита?

— Мне открыл глаза твой друг Аменнеф. Хоть служителей Амуна прокляли и объявили врагами, они, между тем, продолжали служить своей родине. В свое время каста жрецов создала тайную сеть соглядатаев. Они всегда первыми знали, что творится в мире, и предугадывали многие события. Недаром Кемет умело влияла на самые отдаленные страны. Касту уничтожили, а сеть соглядатаев осталась. Сотни людей при дворах правителей, многие высокие сановники являются на деле шпионами, купленными с потрохами за золото все тех же жрецов Амуна.

— Так значит, Солнечный правитель, как ни старался, все же не смог уничтожить Великую касту жрецов Амуна.

— Невозможно уничтожить за десять лет то, что создавалось веками.

— С чего это жрецы Амуна решили нам помогать? Мы выгоняли их из домов и из страны, отнимали имущество, даже убивали.

— Пока существует Кемет, есть и надежда на возрождение Великой касты. Тот, кого любит Йот, хоть и считает себя Богом, но он не вечен. Опальные жрецы надеются после его смерти возродить хотя бы частично культ Амуна. А вот, если страна погибнет, то все их старания напрасны. Аменнеф вполне разумно мне все разъяснил. У касты достаточно средств и людей. А что касается Нахарины: Мы сделали свое дело, помогли Тушратте, теперь пора уходить.

— Как же мне себя вести на пиру? Я буду есть хлеб Тушратты, пить его вино, зная, что завтра предам его.

— Если хочешь стать честным политиком — привыкай к предательству,— наставлял Эйя.— Не легкий выбор между совестью и благополучием родного дома,— согласился верховный жрец.— Но есть вполне официальная причина, по которой войска срочно нужно отсылать обратно.

— Какая?

— Мы окончательно потеряли влияние в Куши и теряем его в Вават. Хеви заперли в Бухене. Все архивы и ценности он переправил на Остров Слонов к Южным Воротам. Срочно нужно совершить поход на юг, иначе потеряем все земли, вплоть до первого порога, вдобавок получим сильного врага за спиной. Причина серьезная. Заодно можно у Майе выбить золота на перевооружение армии.

— Но правитель? Он разрешит? — усомнился Хармхаб.

— Надо убеждать. Надо доказывать. Кто спасет Кемет, если не мы? Кто? Рамосе? Ранофре? Семенхкере?

— Я тебя прекрасно понял, мудрейший.

— Вот и хорошо. Пойдем, вернемся к нашим юным спутникам.

Когда Эйя и Хармхаб вышли, Меритре сидела на ложе Амени. Она вся светилась от радости, как будто это не Амени поправился от раны, а она сама.

— Я ужасно испугалась, когда увидела тебя лежащего на земле. Я, подумала, что ты погиб. В этот миг мне показалось, будто весь мир рухнул в пропасть, а я одна осталась на горной вершине и кругом бездна.

— Я жив,— успокаивал ее Амени.— И тебе не зачем обо мне беспокоиться.

Все же, как хорошо, что Меритре рядом. Сидит напротив и светится от счастья. Кормит его с рук, как мама кормит ребенка. Заботится о нем. Амени совсем забыл, что она Дочь Солнца. Меритре погладила его теплыми мягкими ладошками по лицу, а в глазах ее показались бусинки слез.

— Почему ты плачешь? — испуганно спросил Амени, чувствуя, что что-то не так. Его счастье тает, как облачко в небе.

— Эйя сказа, что скоро войска отправятся обратно в Кемет. Я должна следовать с ним в Горизонт Йота.

— Но это же чудесно,— не понял ее печали Амени.— Мы снова увидим Хапи, заросли папируса, своих родных и друзей.

Меритре улыбнулась сквозь слезу. Но снова надула губы.

— Мой отец, Тот, кого любит Йот, не привык менять своих решений. Меня отдадут в дом Ахмосе.

У Амени все в душе оборвалось. Хуже он себя еще не чувствовал.

— Что-нибудь можно придумать? — с надеждой спросил он.— Ты можешь остаться в Митанни.

— Не могу. Дочь Солнца не должна оставаться одна где-нибудь в чужой стране. А потом, если я даже останусь, боюсь, что гнев правителя падет на твою семью и семью Хармхаба. Такого я не могу себе позволить.

Голос Меритре прозвучал хрипло и твердо:

— Я уже не та маленькая своенравная девчонка, что сбежала из дворца, ни о чем не думая, кроме собственной гордости. За время похода я встретила много разных людей. Слушала их, размышляла о судьбах. Оказывается, люди очень разные, и судьбы у них разные. Я раньше не понимала этого. Весь мир стал для меня другой. Как будто я все время смотрела на лес из дома сквозь окно, и он мне казался сплошной зеленой однообразной стеной. Но, вот, я вышла из дома и пошла по узкой тропинке в самую гущу. Оказалось в лесу множество отдельных деревьев, и все не похожие друг на друга, а еще в ветвях живут птицы, а в кустах прячутся звери. И все совсем не так, как кажется из окна. Я поняла, что в жизни не самое ценное — золотые гребешки и красивая одежда. Самое ценное — уважение людей, тех, кто рядом, кто искренне, а не ради карьеры, готов пожертвовать жизнью. Люди спасают тебя, не потому, что ты Дочь Солнца, а потому, что любят тебя. Когда мы бились с врагами, я замечала, как воины пытались закрыть меня грудью и бросались отчаянно на копья, лишь бы только враг не приблизился ко мне. С какой благодарностью они смотрели на меня, и как мужественно переносили боль, когда я перевязывала им раны. Мне кажется, что тот мой мир, из которого я убежала, давно исчез, смыт морской волной. Я вернусь совсем в другую жизнь. Я никогда уже не буду озорной Меритре, не дававшей покоя слугам и нянькам. Другой, даже себе самой незнакомой.

— Я тебя понимаю,— признался в свою очередь Амени.— Поступая служить в армию, я наивно думал, что будет весело: стану героем, оденусь в славу, как в тонкие одежды. Подвиги так и валяются у меня под ногами, только подбирай. Но когда увидел своих товарищей, истекающих кровью, когда почувствовал, как смерть дышит смрадом мне в лицо, мир перекрасился для меня из яркого зеленого в кроваво-красный. А еще мне кажется, что на моих руках кровь, и я никак не могу ее отмыть, а в смерти тех моих товарищей, что пали на поле боя, виноват только я. Но все это я еще смогу пережить. Боюсь, мне не по силам пережить разлука с тобой.— Последняя фраза вырвалась неожиданно. Как будто не Амени ее произнес, тот, кто-то другой, тот, кто живет в его душе.

Меритре смотрела прямо в его глаза, и он чувствовал биение ее сердца. Она произнесла изменившимся твердым, каким-то каменным голосом:

— Мы справимся. Вот увидишь. Мы сможем все! Неужели напрасно Йот провел нас через эти испытания, чтобы, вот так просто, разлучить? Так не должно быть! Пусть Всевышний повелевает судьбами. Но он не может быть столь безжалостным и жестоким. Иначе люди бы не верили в него и не молились каждый день, вверяя ему свои жизни.

— Что грустим, как зайцы во время разлива,— пошутил Эйя, входя в комнату с Хармхабом.— Кого-то провожаем в мир иной? Взбодритесь! Завтра праздник. Кстати, Меритре, тебе прислал твой воздыхатель послание.

— Кто? — удивилась девушка, вытирая слезы.

— Ахмосе.

— Я не желаю читать его послание.

— Но он пылко признается тебе в любви. В стихах. Извини,— виновато улыбнулся Эйя,— но я не выдержал и заглянул в письмо.

— Прочитай нам всем, что он там насочинял,— попросила Меритре безразличным тоном.

— Удобно ли, он же написал только для тебя? — усомнился Эйя.

Меритре только презрительно фыркнула.

— Сестра — на другом берегу.
Преграждая дорогу любви,
Протекает река между нами.
На припеке лежит крокодил.

Вброд я иду по волнам,
Пересекая теченье.
Храбрости сердце полно.
Тверди подобна река.

Любовь укрепляет меня,—
Как от воды заклинанье,
Пропетое девой.
Я вижу ее приближенье и руки простер.

Сердце взыграло,
Как бы имея вечность в запасе.
Богиня моя, подойди,—
Не медли вдали от меня!

Быть бы мне черной рабыней,
Мойщицей ног!
Мог бы я вволю
Кожей твоей любоваться

Рад бы стиралщиком стать я
На один-единственный месяц:
Платья твои отмывать
От бальзама и мирры душистой

Быть бы мне перстнем с печатью на пальце твоем!
Ты бы меня берегла,
Как безделушку,
Из тех, что жизнь услаждают.

Целый день я молю мою госпожу!
Не будь мне врагом!
О, госпожа моя, не заставляй,
Не заставляй меня ждать.

Я не могу сдержать мою лошадь,
В ее теле буря.
Но я еще могу править,
Лежа поверженный в колеснице.

— Я сейчас расплачусь! — притворно всхлипнул Хармхаб и залился неприличным хохотом.

— Чего ты ржешь, как гусак? — не понял его Эйя.— Вдумайся, какие душевные красивые стихи.

У Хармхаба от смеха заболела голова. Он сжал ее руками, но сдержаться никак не мог. Наконец он произнес:

— Меритре, не верь ни единому его слову. Сердце его взыграло! — внезапно Хармхаб стал злой.— Да если б сердце его взыграло, он бы бросил все, босой поплелся бы за тобой. Шагал рядом и нес твои сандалии, а в бою закрывал тебя грудью. А эти стихи,— Хармхаб опять не сдержал смех.— Пройдоха Хотимер.

— Хотимер? Придворный поэт,— вспомнил Эйя.

— Эти стихи я посылал Мутнетжмет, когда еще не назвал ее сестрой. Этот рифмоплет-кровопийца за свою писанину потребовал с меня десять гусей.

— Эти стихи ты посылал моей дочери? — удивился Эйя.— Так столько лет прошло! А я, читаю, и что-то знакомое припоминаю. Тогда я, дурак, подумал: какой Хармхаб образованный и талантливый, так красиво рифмы сочиняет…

— Ага,— сквозь смех проронил Хармхаб.— «Лежа поврежденный в колеснице…».

Эйя вслед за ним затрется в приступе смеха.

— Хватит! — Меритре резко встала, и все замолкли.— Не понимаете, что Ахмосе унизил меня.

— С чего ты решила,— Эйя пожал плечами.— Ну, не его стихи… Может он сочинять не умеет.

— Что, он не мог написать несколько строк, исходящие из сердца, пусть не в рифму, но откровенно? А из этих стихов я вижу, что на сердце у него пустота. Он купил стихи, и хочет купить меня, как породистую корову.

Эйя свернул пергамент с романтическим посланием и тяжело вздохнул:

— Я могу тебя понять. Мы все тебя понимаем. Впереди тебя ждет замужество за нелюбимым человеком. Ты превратишься в чью-то собственность. Но у многих девушек так складывается судьба. Не ты первая и не ты последняя. На все воля Йота. Мой тебе совет: живи сегодняшним днем. Завтра праздник. С тобой твои друзья. Сегодня ты свободна, как птица. Радуйся, пока это возможно. Завтра все изменится.

— И это все, что ты можешь сказать, мудрейший? — грустно спросила Меритре.

Эйя опустил голову и вышел, ничего не ответив.

1«   ‹22›   ‹23›   ‹24›   »51

На страницу автора

-----)***(-----

Авторы: А(A) Б(B) В(V) Г(G) Д(D) Е(E) Ж(J) З(Z) И, Й(I) К(K) Л(L) М(M) Н(N) О(O) П(P) Р(R) С(S) Т(T) У(Y) Ф(F) Х(X) Ц(C) Ч(H) Ш, Щ(W) Э(Q) Ю, Я(U)